Получив информацию от своих агентов в Швейцарии относительно концентрации немецких войск в центре в период между 27 июня и 1 июля, Ставка направила пять новых армий для восстановления Западного фронта, охранявшего Смоленск и главную дорогу на Москву. Впоследствии эти подразделения будут усилены не менее чем тринадцатью дополнительными советскими армиями только в этом секторе. Поэтому совершенно неудивительно, что 27 июля генерал Йодль из обычно уступчивого ОКВ попросил фюрера пересмотреть свою оппозицию по отношению к раннему возобновлению движения на Москву.

Обращаясь к Гитлеру языком его предполагаемого ментора – Клаузевица, Йодль подчеркнул, что отдает предпочтение наступлению на Москву не потому, что это русская столица, а только потому, что русские используют для ее защиты свои последние резервы. Так немцы скорее поддержат объявленную цель Гитлера в СССР – уничтожить Красную армию, чем будут стремиться к другим политическим или экономическим приобретениям, доступным на обширных пространствах востока. Вернувшись к своей первоначальной концепции кампании «Барбаросса» с наступательным акцентом на фланги, 28 июля Гитлер ответил Йодлю, что его новая экономическая цель – нанесение ущерба советской базе вооружений в Восточной Украине – теперь является более важной, чем уничтожение Красной армии.

Тем не менее Гитлер, вероятнее всего, был впечатлен совместной оппозицией ОКХ и ОКВ, потому что 30 июля он слегка отступил от своего прежнего акцента на фланги. Группе армий «Центр» было дано время на отдых и восстановление танковых сил перед началом будущего наступления на Москву. А пока она могла сохранить свои существующие силы невредимыми, если не считать оказание поддержки силами люфтваффе группе армий «Север». Но 4 августа на совещании с фельдмаршалом фон Боком и танковыми генералами Готом и Гудерианом в штабе группы армий «Центр» Гитлер отверг планы этих трех офицеров возобновить наступление на Москву в конце августа.

Отказ Гитлера оказался тем более эффективным, поскольку Гудериану, кроме того, было отказано в поставке нужного количества танковых двигателей для замены изношенных. Правда, фюрер сделал попытку успокоить своего обозленного танкового командира, сказав: «Если бы я знал, что данные о танковых силах русских, приведенные в вашей книге, соответствуют истине, думаю, я бы не начал эту войну». Хотя последнее заявление представляется проблематичным, Гитлер продолжал говорить о Ленинграде как о своей главной цели, настаивал на важности захвата Харькова и Донбасса в Восточной Украине, так же как и на важности нейтрализации Крыма, который он называл «советским авианосцем, действующим против румынских нефтяных месторождений». На этой стадии, конечно, советские военно-воздушные силы едва ли функционировали на тактическом уровне, не говоря уже о серьезной долгосрочной стратегической угрозе чему бы то ни было.

В то же время, когда крайне встревоженная армия настаивала на возобновлении атаки на Москву, вместо преждевременного захвата политической и экономической добычи, к которой так стремился политик, живущий в Гитлере, ОКХ также передало фюреру запрос относительно сбора зимней одежды для армии в России. Разозленный нацистский диктатор отверг это предложение, поскольку обещал немецкому народу, что солдаты вернутся домой к Рождеству и что в любом случае зимней кампании в России не будет.

6 августа, встретившись с командирами группы армий «Юг» на Украине и несмотря на незаинтересованную поддержку фельдмаршала фон Рундштедта удара на Москву, Гитлер повторил все то, что Гальдер назвал «старой граммофонной пластинкой фюрера»: сначала Ленинград, потом Донбасс и лишь после этого Москва. В личной беседе с Йодлем на следующий день Гальдер предположил, что Москву и Ленинград можно захватить одновременно, но оппозиция начальника штаба попыткам Гитлера преследовать одновременно и военные, и политические цели осталась неизменной.

Гальдер, конечно, был воспитанником школы Клаузевица. Великий прусский военный теоретик, комментируя удар Наполеона на Москву, писал: «Неужели его сердце щемило оттого, что он не захватил вражескую столицу, беззащитную Москву… тем самым оставив ядро, вокруг которого могут собраться новые элементы сопротивления? Он имел исключительный шанс захватить этот отдаленный и огромный колосс внезапно… но он не использует свое везение, останавливается в середине победоносной карьеры, как будто по воле злого духа…»

Примерно в это время группа армий Рундштедта наконец начала добиваться успехов, сравнимых с успехами группы Бока. Получив пополнение из итальянских, венгерских и словацких частей, группа армий «Юг» уничтожила большую часть дивизий советской 6-й и 12-й армий в районе Умани – в Центральной Украине. К конце месяца группа Рундштедта вышла на линию Днепра везде, кроме Киева, и в нескольких местах создала прочные плацдармы за великой русской рекой. Гитлер с восторгом сообщил своим приближенным, что новая немецкая Индия на востоке наконец захвачена, а ожидаемое в ближайшие дни падение Ленинграда и Харькова станет равносильным капитуляции Советов.

Когда последние немецкие резервы были брошены в бой, Франц Гальдер пришел к заключению в корне отличному от гитлеровского. 11 августа он записал в своем военном дневнике следующее: «Создавшаяся ситуация показывает, что мы недооценили русский колосс, который последовательно готовился к войне с беспощадным упорством, так характерным для тоталитарных государств. В начале войны мы имели дело примерно с 200 немецкими дивизиями. Теперь их уже 360. Это заключение применимо также к его организации, экономическим ресурсам и средствам связи, но более всего к его чисто военной эффективности. Время работает на русских, поскольку они находятся рядом со своими ресурсами, а мы двигаемся все дальше и дальше от своих. Наши войска, разбросанные вдоль огромной линии фронта, без какой-либо глубины, подвергаются непрекращающимся атакам противника. Иногда они являются успешными, потому что слишком много промежутков неизбежно остаются открытыми на гигантских пространствах».

Положение давно остановленной группы армий «Север» начало улучшаться, что лишь усилило решимость Гитлера отдать предпочтение флангам. Уже 7 августа германская 18-я армия расколола советскую 8-ю армию на севере Эстонии на два корпуса. Один из них отошел к военно-морской базе в Таллине, которую и защищал в течение трех следующих недель с помощью советских военно-морских сил. Другой корпус отступил к реке Луге за Нарвой. На этот раз, воспользовавшись выраженным превосходством в силе, группа фельдмаршала фон Лееба 10 августа начала общее наступление через Лугу, имея целью отрезать Ленинград от остальной территории Советского Союза.

Несмотря на проявленную личную храбрость, маршал Ворошилов, который, по словам Троцкого, не мог командовать ничем больше полка, не смог собрать свои силы вдоль Луги. Русские находились в явном меньшинстве, да и пополнение состояло только из необстрелянных новичков – народного ополчения и заводских рабочих. К тому же Ворошилов и его политический комиссар A.A. Жданов разозлили Сталина, создав 20 августа Военный совет для обороны Ленинграда, не заручившись предварительно разрешением советского диктатора. Хотя этот совет, в котором все же преобладали пораженческие настроения, вскоре был ликвидирован, неразбериха в командной структуре сектора Ворошилова осталась настолько велика, что подкрепление в виде двух свежих советских армий для создания новой линии обороны вдоль реки Волхова оказалось недостаточно.