Нацистские лидеры были исполнены уверенности и самодовольства, считая, что советский мыльный пузырь вот-вот лопнет, что их природное варварство вылезло на свет и расцвело махровым, вселяющим ужас цветком. Но первые плоды неприкрытого нацистского садизма быстро развивались, вызревая в кладбищенской атмосфере немецких имперских мечтаний.

Усилившиеся надежды Запада на выживание Советского Союза, по крайней мере до 1942 года, в конце августа привели к возобновлению англо-советского диалога на более благоприятной ноте. Используя в качестве повода немецкие интриги в Персии, угрожающие нефтяным месторождениям этой опоры Ближнего Востока, англичане и русские совместно оккупировали эту мусульманскую страну, начав операцию 25 августа. Черчилль дал понять и Сталину, и Рузвельту, что самым главным мотивом этой неожиданной британской интервенции было обеспечение безопасного пути с Запада в СССР.

Учитывая огромную протяженность или опасность альтернативных путей в СССР через Владивосток и Мурманск – путей, которые в любое время могли быть перерезаны действиями стран оси, – даже при условии ужасного состояния персидских шоссейных и железных дорог, этот ближневосточный маршрут давал хотя бы какую-то гарантию против неясных перспектив союзников. Как оказалось, после перестройки и расширения персидских коммуникаций американской армией этот маршрут со временем обеспечил объем перевозки эквивалентный запасам примерно для 60 американских дивизий.

Не менее важным, чем проблема безопасной перевозки запасов в СССР, был вопрос выделения части все еще безнадежно недостаточного военного производства Великобритании и США для этой цели. Лишая недовольных британских военных их с трудом завоеванной доли англо-американского производства, 30 августа осторожный премьер частично лишил ветра русофильские паруса лорда Бивербрука, назначив его главой миссии в Москве, которой предстояло обсудить британские предложения о поставках в Советский Союз. Бивербрук был предупрежден, что не должен обескровить Великобританию, независимо от характера отношения Советов к его миссии. А чтобы его кипучий энтузиазм не пробудил ненужные надежды русских, Бивербруку напомнили, что основная часть западных поставок не сможет поступить в СССР раньше конца 1942 года, а то и в начале 1943 года – безрадостная перспектива для государства, стоящего на пороге неминуемого уничтожения.

4 сентября благодарность Сталина за предложенные Черчиллем истребители была доставлена премьеру лично советским послом Майским. Сталин писал, что британских истребителей недостаточно, чтобы спасти Советский Союз от поражения. Учитывая недавнее прибытие от 30 до 34 свежих немецких дивизий, высвобожденных, как заявил Сталин, ввиду полного отсутствия какой-либо угрозы со стороны Великобритании на западе, Сталин настоятельно требовал немедленного открытия второго фронта во Франции или на Балканах, способного частично оттянуть силы немцев из России. Одновременно Сталин просил обеспечить ежемесячную поставку минимум 400 самолетов, 500 танков и 2500 тонн алюминия начиная с октября, чтобы компенсировать потери 4000 самолетов и 5000 танков с начала кампании.

Майский подкрепил просьбу своего хозяина трогательным рассказом о тяжести момента, но, почувствовав в словах Майского скрытый упрек или даже угрозу, Черчилль разозлился и заговорил о советской поддержке Германии до июня 1941 года. Майский, давно знавший и восхищавшийся британским премьером, поспешил успокоить Черчилля. Тем не менее стало ясно, что первое официальное советское упоминание о втором фронте вернуло англо-советские отношения на прежний уровень взаимного недоверия и контробвинений.

Премьер-министр ответил Сталину сразу. Он объяснил, что нет «никакой возможности каких-либо британских действий на западе, кроме налетов авиации, которые будут оттягивать немецкие силы с востока, пока не наступит зима». Далее Черчилль сообщил, что возвращение англичан на Балканы зависит от помощи Турции, а возможность вторжения во Францию в 1942 году зависит, как и впредь будет утверждать Черчилль, от «непредсказуемых обстоятельств». Британский премьер и его штабисты могли предложить Сталину возможность проведения военных действий Великобританией на земле только в Ливии и Норвегии.

Вероятно, для возникновения и развития большого союза Великобритании, России и Соединенных Штатов Америки было хорошо, что Сталину не довелось услышать выводы британских и американских начальников штабов на Атлантической конференции, состоявшейся пятью неделями раньше. Здесь адмирал сэр Дадли Паунд, первый морской лорд, проинформировал американский Объединенный комитет начальников штабов, что британцы «не предвидят использование больших армий пехоты, как в 1914–1918 годах». Элитных британских бронетанковых сил будет достаточно в качестве катализатора, чтобы поднять народы оккупированной Европы. Хотя и не согласившись с этой британской позицией, американские начальники штабов и сами высказались против любого использования американских войск на Европейском континенте в ближайшем будущем зная, что на этом этапе это непременно приведет к вовлечению в «преждевременные и неуверенные» действия против превосходящих сил противника при неблагоприятных логистических условиях. Русские начали понимать, что в сухопутной войне, даже больше, чем в проблеме поставок, в предстоящем решающем году им придется самим позаботиться о себе.

После предупреждения президента Рузвельта, что Советы снова могут пойти на сепаратные условия с рейхом, Черчилль 5 сентября телеграфировал британскому послу в Москве сэру Стаффорду Криппсу подробное разъяснения причин невозможности действий Британии на другом берегу Канала. Премьер заявил, что британцы не имеют шансов на успешную высадку и закрепление на позициях во Франции из-за тяжелых немецких фортификационных сооружений и вероятного немецкого превосходства в наземных силах над британцами. Однако в объяснении, данном премьером своим начальникам штабов, Черчилль подчеркнул более серьезную проблему – нехватку тоннажа, которая может сделать невозможной любую большую наземную операцию на континенте. Только впоследствии, оглядываясь назад, Черчилль подробно остановился на вопросе нехватки на этом этапе войны десантных кораблей для широкомасштабного вторжения во Францию. Создается впечатление, что в тот период все, за исключением отчаявшихся русских, не понимали того, что Черчилль называл «характером амфибийных операций, необходимых для высадки и обеспечения большой армии на хорошо защищенном вражеском берегу».