— Не хотела тебя обидеть. Мы дружественны к людям и переживаем за человечество. Ты вызываешь во мне симпатию, я желала помочь.

— Желаешь помочь — так помоги! Кто посылает монстров?

— Не мы, не Инсеки, не Продавцы. У всех есть свои интересы, уничтожение Гнёзд никому не нужно.

— Но это и не люди…

— Не люди, — согласилась хранитель.

— Да я всё давно уже понял, — сказал я. — Чего тут понимать-то. Кто-то ещё прилетел! Пытается нас захватить, верно?

Хранитель медленно покачала головой.

— Никто не прилетал после Продавцов, Максим.

Я понял сразу. Будто меня молнией пронзило.

— Они… давно уже тут? Инсеки прилетели на Землю, когда здесь уже кто-то был? Да? Так? И те, кто был раньше — пакостят?

Хранитель молчала.

— Нет, для пакостей как-то мелко, — пробормотал я. — Дело не в этом… Тут уж я не ошибаюсь, я умею считать. Сколько вас в Гнезде? Всех, от куколок до матери?

Я не ждал каких-то чисел, но хранитель ответила.

— В Гнезде две тысячи триста шесть Изменённых.

— Ясно, — сказал я. — Примерно так и думал. А сколько умирающих вы принимаете в год?

Вот теперь она промолчала.

— Важно не то, что есть, а то, чего нет… — сказал я. — То, чего ты не видишь… К вам привозят не меньше тысячи детей в год. Я, прежде чем пришёл, поговорил с дорожной полицией. Знаете, когда есть удостоверение консультанта отдела «Экс»… им хочется выговориться. Работа скучная, народ не любит ездить мимо Гнезда… но скорая приезжает каждую ночь. Иногда и две. Ваше Гнездо самое старое в Москве. Тут должно быть тысяч десять Изменённых… где они, хранитель? Где ваши братья и сёстры? Что вы с ними делаете?

— Не лезь в наши дела, человек, — сказала хранитель.

И я вдруг услышал в её голосе эмоции. Боль, тоску, бессилие.

Может быть, я случайно пробудил в ней человеческие чувства, сказав то, о чём хранитель сама не хотела думать. А может быть, чувства всегда в ней были — с того момента, когда она (или он?) получила свою первую порцию мутагена.

Просто спрятанные от всех, чтобы было легче жить.

— Хоть чем-то помогите, — сказал я. — Потому что я всё равно полезу в ваши дела. Вы не Инсеки, вы люди!

— Мы не люди! — резко сказала хранитель.

Пробил я её, разозлил!

— Все мы люди!

Стражи заворочались, глядя на хранителя. Я подумал, что, если она сейчас прикажет, мне отвесят такого пинка, что я до метро докачусь.

— Чего ты хочешь?

— Справиться с монстром.

— Человек не сможет. Изменённый тоже не сможет.

— Хоть что-то! Шанс!

Хранитель опустила руку к бедру. Комбинезон разошёлся под её пальцами, она что-то медленно вытащила — и протянула мне. Сказала:

— Это твой шанс.

На её ладони лежал узкий, будто пенал, термос. Она сняла крышку — внутри была прозрачная пластиковая ампула. В ней перекатывалась горошина маслянистой фиолетовой жидкости.

— Надо ввести в кровь, — сказала хранитель. — Вероятно, это тебя убьёт. Но ты получишь несколько минут.

— Что это? — спросил я растерянно.

Я ожидал чего-то иного. Неощутимой «печати» или, может быть, футуристического пистолета, стреляющего смертоносными лучами.

— Концентрат мутагена первой фазы.

— То, что вы вводите умирающим детям?

— Мы вводим инициирующую дозу. Здесь в пятьдесят раз больше.

Меня передёрнуло, по коже мороз прошёл.

— Если не будешь вводить, то не бери. Это большая ценность.

Я спрятал «пенал» в карман. Спросил:

— Как-то особо с ним обращаться?

— Не нагревай сильно.

— Куда колоть-то?

— Лучше в вену или артерию.

— Спиртиком протереть и шприцем уколоть? — я попытался усмехнуться.

— Спиртом можешь пренебречь, — сказала хранитель. — В твоём случае это неважно.

— Ага, — сказал я. Меня потряхивало, будто я уже вводил себе этот чудовищный допинг. — И что произойдёт? Я превращусь в Изменённого?

— Взрослый человек не может измениться. Впрочем, никто не пытался ввести концентрат.

— А ведь ты не постоянно с ним ходишь, — сказал я. — Значит, допускала, что понадобится. Надеялась, что я тебя уговорю. Ты человек.

— Мы не люди, — повторила хранитель. — Но мы помним, что были людьми. И делаем для человечества больше, чем ты можешь себе представить.

Она развернулась и побрела назад — странное существо непонятного пола, от силы моих лет, с жуткими белыми глазами и спрятанными под этой ледяной внешностью человеческими чувствами.

Я получил то, чего требовал.

Но радостно мне от этого не было.

Глава четвёртая

Возле метро «Мичуринский проспект» тоже есть Комок — он упал на здание Почты России. Острословы говорят, что с запозданием на неделю относительно всех остальных Комков…

А ещё он, хотя это чистая случайность, от метро выглядит как большой утюг. Даже что-то вроде ручки есть.

И как после этого местные называют Комок? При таких шикарных вариантах?

Баклажан!

Ну с какой стати-то? Он даже не фиолетовый!

Иногда мне кажется, что главная человеческая черта — это делать всё наперекор здравому смыслу.

Я не пошёл в метро сразу, а дошагал до Комка. В глубине души я понимал, почему пошёл именно туда — не хотел приближаться к нашему Гнезду.

Тут было людно: на улице стояло что-то вроде очереди, в основном из молодёжи. Пять парней-сёрчеров, две девушки, два мелких пацана, сжимавших в ладошках найденные, скорее всего даже без очков, кристаллики. Был и пожилой, хмурый и важный сёрчер, даже у Комка не снявший дорогие зеркалки. И суетливая немолодая тётка, скорее всего кристаллы получившая от детей или внуков. А ещё смуглый с хищным взглядом парень — я бы предположил, что это мелкий торговец наркотой. Скорее всего так и было, торговал смесями за кристаллики. Опять же странно, в Комке можно получить всё, что угодно, хоть мешок героина, только кристаллы неси. Но некоторые, очевидно, предпочитали дилеров на стороне.

Очередь шла быстро. Никто не мешал всем набиться в Комок, но тут, видно, было принято ждать снаружи. В каждой избушке свои погремушки, в каждом монастыре свои уставы…

Ушли поодиночке парни-сёрчеры, вдвоём вошли и вышли из Комка девушки. Выбежали довольные пацаны, выдирая друг у друга из рук простенькие очки-зеркалки — молодцы, накопили. Пожилой сёрчер отсутствовал дольше всех, тётка вышла быстро — со здоровенными сумками. Закупилась хорошими продуктами? Восточный парень тоже вышел почти сразу, улыбаясь при этом так радостно и дружелюбно, что я устыдился своих мыслей. Может, никакой он не наркоторговец. Может, маме лекарство купил или девушке подарок…