– Вот как?

– Ага. Кирилл Кагарлицкий, 1965 года рождения, место рождения Омск. Юрист. Он?

– Да. Но я думала, он простой охранник.

– Закончил Омский университет, вообще-то. Но в 90-е да – стал охранником. Видимо, по профессии устроиться не смог. В начале двухтысячных уехал в Новгород. Работал юрисконсультом. В начале февраля 2013-го года проморгал аппендицит и загремел в больницу с обширным перитонитом. Лежал там месяц, работу потерял. В середине марта устроился охранником в театр.

– Действительно, голубой?

– Да, причем, снимал кого попало. Привел к себе молодого узбека, совсем пацана, лет семнадцать, а тому нужны были деньги – больная мать в Узбекистане. Ну, и начал он этого Кагарлицкого пытать.

– Пытать? – с интересом переспросила я. – Семнадцатилетний пацан начал пытать охранника?

– Вначале усыпил клофелином. А потом обмотал скотчем и достал ножик. Баранчиков-то они все разделывать умеют.

– Сердце, случайно, не вырвал?

– Он ему выпустил кишки. Но сердце не вырвал. Сердце – это, кажется, Данко у себя вырвал. Нет?

– Ты не шути, Коля, ты продолжай.

– А я продолжаю. Потом пацан сбежал в Узбекистан. Там его и арестовали.

– И не было никаких сомнений, что это именно он?

– Куча улик. И когда он убежал в Узбекистан, больной матери сделали операцию. Операция стоила пятнадцать тысяч долларов. Семья крайне бедная, так что можно не сомневаться: эти деньги пацан привез из Новгорода. Видимо, накопления Кагарлицкого, которые он хранил дома. Впрочем, насчет денег не доказано. Зато есть еще одна косвенная улика: Кагарлицкий ведь умер не сразу, и перед смертью он успел несколько раз сказать, что это мальчик.

– Мальчик.

– Ага. Хорошо, что не девочка. Как представишь девочку, выпускающую кишки взрослому дяденьке…

– Мда… – я вздохнула. Затем почувствовала неприятную щекотку в ухе. У меня это обычно означает, что я пропустила что-то важное.

Господи, подумала я, за кем я охочусь?

Что это за чудовище?

Вырванное сердце… Выпущенные кишки… Перитонит…

– Коля! – воскликнула я. – Но если Кагарлицкий в начале февраля оказался в больнице с перитонитом, то вряд ли он мог приехать 23 февраля в Москву? А Фоменко говорит, что он приезжал именно 23-го.

– Слушай, – Мищенко откашлялся. – Давай я тебе потом перезвоню. Я, вообще-то, в данную минуту сексом занимаюсь.

– О! – изумленно произнесла я. – И давно?

– Давно. Из-за тебя уже целый час кончить не могу.

– Друг, прости! И не отвлекайся, ради бога. Удачи!

Я нажала отбой, подошла к окну. Внизу текли по дороге огни машин. На фоне ночного неба четко вырисовывалась башня со шпилем.

– Мальчик, – произнесла я вслух.

Потом около трех часов рылась в Интернете, составляя бесконечные сочетания фамилий из списка Мирзоева. Но они отталкивались друг от друга, словно одинаково заряженные частицы. Всемирная помойка выдавала мне десятки Кагарлицких, сотни Протасовых, тысячи Фоменко и миллионы Ивановых. Но мои герои не были между собою связаны.

Измученная бесплодными поисками, я жмурилась, терла глаза, отводила взгляд в окно и все это время неотступно думала об одном.

Кагарлицкого убили со страшной жестокостью, но все-таки его убили не так, как Протасова. Именно поэтому запрос Артема о похожих делах ничего не дал.

А значит, составляя свой список, Мирзоев не собирал убийства – он собирал людей. Он объединил эти фамилии не по принципу «убиты», а по другому принципу. И когда людей начали убивать, он начал их вычеркивать.

В августе 2013-го он записал четыре фамилии и две из них сразу зачеркнул той же ручкой. Видимо, первая смерть – Кагарлицкого – его не насторожила. Но узнав, что Протасова тоже убили, он понял, что это серия. И он знал, кто будет следующим.

Фамилию Арцыбашева он тогда не зачеркнул. С ним он регулярно общался, поэтому знал, что Арцыбашев жив. Очевидно, он знал, что и Фоменко не убит.

Арцыбашева он зачеркнет позже – черной ручкой. Наверное, после его мнимой смерти в январе 2014 года. Тогда же он напишет последнюю фамилию – Иванов – и сразу же ее зачеркнет. И тогда же рядом с фамилией Фоменко он поставит черной ручкой знаки вопроса. Если все это происходит позже января 2014-го, то он уже знает, что у Фоменко пропала дочь. Мирзоева об этом допрашивали, когда нашли его телефон в распечатке звонков Арцыбашева.

Итак…

Как говорил наш Виталик, «Маня, что тут думать!».

Эти пять человек объединены одной тайной. Их тайну знал бывший следователь Мирзоев.

И ключи от нее хранились в секте «Белуха».

Глава 25

На выходе из Внукова меня перехватила машина Фоменко. Мне даже не дали перевести дух – запихнули, как багаж, и повезли. Я решила расслабиться и не нервничать по-пустому. Что? Я разве не знала, что он хам? Да и привезут-то в «Подмосковные вечера», а это рядом с домом.

Но мерседес свернул на платную трассу, ведущую на запад.

– Куда это мы? – оглядываясь, спросила я.

– К Демичеву.

Сергей, в отличие от своего старшего партнера, не страдал ностальгией по советской номенклатуре. Его дом оказался банально на Новой Риге, километрах в семи от МКАД. Мы проехали роскошную въездную группу, охраняемую, возможно, и баллистическими ракетами, прошуршали шинами по ровным улицам, окаймленным неправдоподобными газонами, на которых не топорщилась ни одна травинка. Мелькнул хрустальный куб спортивного центра, потом ресторан в стиле Прованс, потом детский сад, окруженный таким количеством навороченных горок и лабиринтов, что казалось, будто его забросали ими сверху. Потом я увидела блистающую золотом вывеску школы. В общем, полный набор новорусского шика. Кто бы мог подумать, что батяня девяностых Алексей Григорьевич Фоменко окажется изысканнее своего младшего товарища – красавца с бритой головой и вечным загаром?

Мда… Вкус – дело врожденное…

Особняк Демичева ограждал безупречный каменный забор, высотой под три метра. На всех столбах ворочались камеры наблюдения. Но охраны не было. Ворота стали разъезжаться, мы проехали внутрь.

Ландшафтные работы на участке еще не были закончены. Поэтому первое, что я увидела, были огромные туи, лежащие на боку с корнями, укутанными мешковиной.

Затем я увидела дом летящего кубического дизайна – из бетона и стекла, а также неглубокую бетонную чашу – здесь, очевидно, предполагался бассейн. Возле него высились горы песка. В глубине участка стоял фанерный домик строителей. Слева на мощеной площадке я увидела три деревянных шезлонга, столик со стульями и круглый гриль с крышкой. От гриля шел ароматный дымок. Там с двузубой вилкой наперевес возился высокий человек. Удивленная, я узнала Матвея.

– Располагайтесь, – сказал Демичев за моей спиной.

Я обернулась.

Сергей нес расписное узбекское блюдо, заполненное зеленью и овощами. За ним