нас призывают платить налоги? Здесь и оплата, и сбор, и взыскание, и долг, и издержки, и повинность. Но если людям нужно платить, то просто назовите налог налогом и четко определите, что это такое. Как сказал бы Конфуций, вокабулярий имеет значение. Чем непонятнее и запутаннее текст, набранный мелким шрифтом на обратной стороне товарного чека или налоговой декларации, тем меньше наше уважение к тем, кто взимает платеж.

По мысли Конфуция, имена перформативны: использование слова есть своего рода акт. Имена — это нормы. Когда вы зовете кого-то боссом, к этому слову прилагается ожидание того, что человек, к которому вы обращаетесь, на самом деле выполняет словесно приписанную ему роль. Как выразился синолог Бенджамин Шварц, Конфуций имел в виду то, что титулы «не просто маркируют биологические или политические факты», но «каждая роль несет в себе собственную ролевую норму».

«Речь хороша, если мысль четко выражена» («Лунь юй», 15.40). Когда язык становится слишком цветистым, а бескрайние разглагольствования и мудреная терминология затмевают суть того, что говорится, в коммуникации возникают осложнения, которые могут повредить репутации благородного мужа. Согласно категоричному убеждению Конфуция, носителей власти оценивают исходя из языка, каким они пользуются. Как замечает один из его учеников, «нужно быть осторожнее в своих словах. За одно слово благородного мужа считают мудрым или глупцом» («Лунь юй», 19.25). Столь же тщательно нужно оценивать язык других: «Благородный муж выдвигает людей не за их слова, но он и не отбрасывает [хорошие] слова, если они сказаны [недостойным] человеком» («Лунь юй», 15.22). Дистанция между речами и делами может стать такой, что слова окажутся пустыми — им больше нельзя будет доверять. Между тем слова должны обозначать дела, а дела должны соответствовать словам. Правильное использование имен и названий необходимо для фиксации четких ролевых ожиданий в сообществах: мы рассчитываем, что те, кого называют учителями, будут учить нас, а те, кого именуют солдатами, будут сражаться за нас. Отсюда вытекает наше критическое отношение к тем, кто отправляет учителей на поле боя, а солдат посылает в классы. Если называть свою подружку женой, а жену подружкой, то могут возникнуть проблемы. Таким образом, эффективное управление основывается на правильном использовании имен. Имена не просто ярлыки: это функции. Они отмечают социальные и политические различия: называя кого-то отцом, мы имплицитно требуем от этого человека вести себя по-отечески. То есть когда правителя называют «отцом народа» — это не честь, а ответственность.

В Китае была группа философов, которая размышляла о языке и взаимосвязи между словами и вещами на уровне абстрактного теоретизирования. Их условно объединяли под вывеской «школы имен» (мин цзя); кроме того, они известны как «софисты» или «диалектики». Первейшим предметом их интереса было выяснение того, может ли язык репрезентировать реальность и если да, то как он это делает. Самые видные представители этой школы — Гунсунь Лун (ок. 325–250 гг. до н. э.) и Хуэй Ши (Хуэй-цзы, ок. 370–300 гг. до н. э.). Идеи первого дошли до нас в тексте, известном как «Гунсунь Лун-цзы». Хуэй Ши появляется в диалогах и отрывках других текстов, причем часто выступая собеседником Чжуан-цзы. Опираясь на конфуцианский тезис о том, что одно имя должно обозначать только одну вещь, Гунсунь Лун прославился высказыванием «белая лошадь — не лошадь» (ибо «лошадь» и «белизна», форма и цвет — две разные вещи). Хуэй Ши известен своим набором из десяти парадоксов, напоминающих апории Зенона (например: «солнце в одно и то же время и находится в зените, и заходит»; «всякое живое существо одновременно и живет, и умирает»). Вопросы эпистемологии — теории познания — фигурировали также в повестке поздних моистов, оставивших серию дискуссий и ряд логических загадок, которые сохранились в шести главах дошедшей до нас версии трактата «Мо-цзы». Впрочем, теоретические забавы местных софистов не получили широкого признания в китайской философской традиции. Сюнь-цзы выносит им следующий вердикт: «Хотя их [высказывания] и содержат глубокие исследования, однако они не нужны [людям]; хотя [они] искусны в споре, однако спор их бесполезен; хотя они тратят [на эти споры] много сил, однако результат [от них] небольшой; [их учение] не может составить основу для управления государством» («Сюнь-цзы», 6.6)[52]. Теории, не приносящие практической пользы, споры ради споров — это пустое времяпрепровождение, не подобающее конфуцианскому благородному мужу.

Но как все-таки обстоит дело с самими словами? Откуда берется качественный и функциональный язык? Конфуцианский философ Сюнь-цзы предлагает свои размышления по этому поводу. Слова, признает он, произвольны; это не более чем конвенции — по сути своей они ничего не представляют:

Имя само по себе не обладает определенной пригодностью, оно дается [людьми] по договоренности между собой. Когда [люди] договорятся между собой и употребление [данного имени] станет привычным, только тогда [это имя] может быть признано подходящим. [Те же имена, которые] отличаются от общепринятых [имен], считаются неподходящими. Имя само по себе не обладает заранее данным реальным [содержанием], [содержание] дается именам людьми по договоренности. Когда люди договорятся между собой, когда [данное содержание имени] станет привычным, только тогда это имя называют реальным именем. Среди имен есть такие, которые сами по себе являются прекрасными: они легки для понимания и не вызывают сомнений. Такие имена называются прекрасными именами («Сюнь-цзы», 22.2).

В назывании предметов или явлений любое имя может быть подходящим. Можно, скажем, называть яблоко «синим» — но при этом надо иметь в виду, что слова будут считаться корректными только в том случае, если общество предварительно договорится об этом, то есть когда все будут согласны, что слово «яблоко» обозначает фрукт, а слово «синий» обозначает цвет. В практических целях имена лучше делать несложными и понятными. Избегая путаницы, следует выбирать названия так, чтобы они не противоречили сути называемого: скажем, континент, покрытый льдом, удобнее именовать Исландией, а не Аризоной[53]; а собаке по кличке Черныш неплохо бы иметь хоть немного черной шерсти. Сюнь-цзы толкует язык прагматично. Обрабатывая информацию, извлекаемую нашими органами чувств из контактов с миром, мы подмечаем сходства и различия между вещами — и придумываем слова, чтобы отразить их. Иногда нам требуется обозначать целые категории вещей, а иногда, напротив, приходится разделять общие понятия (Сюнь-цзы приводит для примера слова «птицы» и «звери»). Разработав язык и договорившись о том, что и как будет называться, важно в дальнейшем придерживаться утвержденной конвенции. Лишь при таком условии коммуникация будет эффективной. Соответственно, власть будет принадлежать тем людям, которые способны посредством слов описывать саму суть явлений, выражая свои мысли просто и четко. Благородный муж следит за тем, чтобы его утверждения соответствовали фактам; при этом он не углубляется в малозначащие детали. Он с предельной ясностью дает понять, что имеет