– На эти вопросы ответит любой ребенок вАртании, – сказал Вяземайт. – Придон, ты слышал вопрос? Ответь, ведьмы здесь из-за тебя.

Взгляды, как острые стрелы, впились в тело Придона. Онсудорожно вздохнул, язык прилип к гортани, мысли мечутся, как ошалелые пчелы,все плывет и качается перед глазами.

Как издали, услышал свой хриплый голос:

– День начинается… когда просыпается Итания. Тогда…снова жизнь, снова свет. Тогда я снова возрождаюсь к жизни! Тогда начинают петьптицы, цветы поднимают головы, трава просыпается, и тогда только… встаетсолнце!

Голос звучал наполненный такой страстью, что светильникивспыхнули ярче. На стенах властелины и полководцы прошлых времен повернулиголовы и смотрели на Придона очень внимательно.

Советник ничего не успел сказать, в зале пахнуло другимароматом, нежным и тонким. Придон уловил его первым, он уже чувствовал, кудасмотреть, и, когда на том конце зала колыхнулась штора, он всхлипнул и задержалдыхание.

Слуги раздвинули складки тяжелой материи. Итания вышламедленно, словно выплыла. От нее шел такой свет, что светильники разомпотускнели. На пышных волосах едва держалась крохотная корона, из-под неезолото волос струилось, как потоки с высокой скалы. Искорки бегали в волосах,играли, шалили, и вся эта роскошь блистала, как полуденное солнце. Когда Итанияпрошла через зал и царственно заняла место рядом с отцом, коса легла на пол.Придон представил, что если расплести на ночь, то укроет золотом весь ковер вего шатре, а ночь превратится в сверкающий день. От этой мысли кровь закипела вжилах, он покраснел, как брошенная на горящие угли металлическая чешуйкадоспехов.

С губ Итании не сходила улыбка. Похоже, ей нравился восторгна лицах артан, что из суровых воинов превратились в потрясенных детей.Особенно часто взгляд ее ясных глаз останавливался на Придоне. Ему почудилось,что она слышала его горячую речь.

Он в самом деле не мог ни дышать, ни жить, теперь весь онтам, у ее трона, а душа его под ее ногами, визжит и машет хвостиком, падает наспину и безумно счастлива, когда божественная ножка касается ее щенячьегобрюшка.

Как сквозь волшебный сон, услышал сказочно музыкальныйголос, от которого душа во мгновение ока оказалась на небесах, а потом,сообразив, где лучше, снова заползла под ступни ее ног.

– Как вам наша Куявия? – спрашивала она. –После вашей бескрайней Степи не кажутся ли дивными наши высокие горы, башнимагов, наш огромный город?

Придон ощутил толчки с обеих сторон. Даже Скилл смотритвыжидающе, сам плотно сжал губы. Мол, сейчас говорить ему, его показывают, каккрасавца жеребца, стараясь продать подороже.

Он еще не успел придумать, что сказать, а душа его ужеразомкнула уста и заговорила страстно, огненно, опаляя губы жарким дыханием:

– Куявия?.. Величественные башни, горы, озера, дивныептицы… Итания, я не вижу даже землю, по которой ступаю… с того дня, как увиделтебя! Что мне красоты дворца? Я хочу сегодня, сколько могу, любоваться звездамитвоих глаз, хочу смотреть на румянец твоих щек, на ямочки на твоих щеках! Чтомне сокровища вашего дворца, тайны ваших магов?.. Частокол твоих ресниц таитбольше тайн и загадок, я могу смотреть на них и любоваться вечно…

Аснерд крякнул, не то осуждая, не то одобрительно, Скиллдосадливо хмурился. В глазах Итании мелькнул смех, но сказала она почтисерьезно:

– В твоих словах, дорогой гость, столько силы, что ястрашусь за эти стены!.. Может быть, лучше говорить о том, о чем положено натаких советах?

– О чем? – вскрикнул Придон. Она пожала узкимиплечиками.

– О политике, безопасности границ, торговле…

– Итания, – воскликнул он, – да что прогосударственные интерес, безопасность, торговлю?.. Я просто люблю тебя! Я немогу жить без тебя. Как только я увидел, я обезумел… Но даже безумный, клянусь,что никто не сумеет тебя так беречь и любить, как я – Придон, сын ОсеннегоВетра и внук Громоверта! Я… просто не знаю даже, что готов для тебя сделать,чтобы ты… чтобы ты…

Он запнулся, ибо смутно и далеко зазвучал голос бога, носмысл был непонятен, а только ныло сердце, а его бросало то в жар, то в холод.Итания смотрела на него неотрывно, но он не мог понять, что в ее взгляде.

– Хорошо, – прозвучал в его ушах ее сладкиймузыкальный голос, – но тебя не знаю я… не знает народ Куявии. Дочь тцаране может выйти за простолюдина, который ей понравится…

Скилл вскипел, встал так резко, что Аснерд и Вяземайт едваудержали стол.

– Мой брат – не простолюдин!

– Докажите, – отпарировала она. – Куявыдолжны видеть, что я выхожу замуж за героя. Придон вскрикнул воспламененно:

– Только скажи, что сделать! Я все эти горы сверну…

– Сворачивать не надо, – ответила онабыстро, – наоборот, надо поставить на место. Даже не горы, а… просто меч.В храме бога Урдула есть алтарь, где лежал тот меч. Сейчас он сломан… дажеразломан на три части! Рукоять в одном месте, лезвие в другом, ножны заброшеныв третье… Собери эти обломки и принеси их на алтарь. Там – они воссоединятсяснова.

Придон воскликнул, дрожа от счастья:

– Я соберу!.. Я принесу!.. Я положу все на алтарь!..Она ответила просто:

– Тогда возьмешь и меня.

Встречный ветер трепал волосы. Отдохнувшие кони несли резво,сами счастливо отдавались бешеной скачке, старались обогнать друг друга. Придонто и дело вырывался вперед, не терпелось поскорее получить от дяди «добро» напоиски меча, а от верховного волхва узнать, что его ждет.

Черево велел проводить их до самой пограничной речки.Провожатые загоняли коней, меняли в каждом встречном селе, а артане неслись,как не знающие усталости степные волки. Их кони лишь разогрелись, изредканачинали ронять пену, но, стоило степнякам чуть умерить бег, кони отдыхали так,будто сутки нежились на лугу.

Скилл посмеивался, взгляд его карих глаз то и дело упиралсяв спину младшего брата. Аснерд посматривал искоса. Старому воеводе чудилась вовзгляде Скилла, кроме любви к младшему брату, еще и странная жалость.

– Жалеешь? – спросил он на скаку. Скилл нахмурилсянавстречу ветру. Голос прозвучал натянуто:

– Когда я отбирал, с кем ехать, я отбирал по одному изтысячи достойнейших. Но – отобрал! А вот женщины… нет, не для поездки, а чтобыотдать ей, вот как этот дурак, свое сердце, не смог отыскать вообще… Ни вАртании, ни где еще, а скитался я немало.

Голос старшего сына тцара, как показалось воеводе, на мигдрогнул и даже прервался, но сам Скилл все так же сурово и прямо смотрелвперед, даже не морщился от сильного встречного ветра.

– Как думаешь, – спросил Аснерд, – она егозаметила?

– Трудно сказать, – ответил Скилл. – Ты жезнаешь, если судить о любви по обычным ее проявлениям, то она больше похожа навражду, чем на дружбу.