– Нет, – простонал он. – НЕТ!

Богиня-паучиха отпустила его. Видение исчезло.

Чет ахнул, пошатнулся и упал. Он чувствовал себя сдувшимся воздушным шариком.

Ивабог тоже осела на троне, обессиленно повесив голову. Все ее глаза были плотно закрыты.

– Это было по-настоящему? – спросил Чет. – Последнее, что мы видели? Это ведь происходит прямо сейчас? Да?

Вздохнув, она кивнула.

– Да. Мы к ней прикоснулись. – Богиня открыла глаза.

– Что это она делала с Триш?

– Триш – это твоя жена?

– Да.

– Она ждет ребенка?

– Да.

– Твоего ребенка.

– Что? Да, конечно.

– Значит, дочь.

Чет гадал, откуда это ей известно.

– Ламия – древний демон, один из первых врагов человеческих. Но она – единственная в своем роде, даже среди демонов, потому что питается она своей собственной кровью. Понимаешь, что это значит?

Чет потряс головой.

– Она ложится с человеческими мужчинами и передает свою кровь потомству, кровь смешивается, и именно эта-то смесь – то, что ей нужно.

– Питается? Что… своими собственными детьми?

– Или внуками. И даже правнуками.

– Моя мать… Она была одной из этих… лилит?

– Нет, лилит – это душа, демон, который перебирается из одного тела в другое. Но вы с матерью оба несли в себе кровь лилит. Твоя мать должна была стать следующим сосудом; но что-то, наверное, этому помешало. Так?

– Сосуд? Как это?

– Душа лилит – скользкая штука… Она способна выползти из одного тела и вползти в следующее. Понимаешь? Ее бессмертие зависит от того, успеет ли она захватить новый сосуд прежде, чем умрет старый, и этот сосуд должен быть женского пола, и принадлежать к ее же потомству, иначе ее душа не сможет в нем укорениться. Она ложится с мужчинами, чтобы произвести потомство, сыновей и дочерей, не только ради пищи, но и для того, чтобы – в случае с дочерями – у нее всегда был наготове новый сосуд. И так раз за разом, век за веком, тысячелетие за тысячелетием – она передает кровь своему потомству, а потом забирает ее назад – снова и снова.

– Питается своими собственными детьми, – прошептал Чет. Его сознание упорно отказывалось принять эту мысль. «Она знала», – подумал он. Вспомнил голос Ламии, звучавший у него в голове, как она звала его домой, звала к себе. Стиснул зубы, вспомнив, какой радостью озарилось ее лицо, когда она узнала, что у Триш будет девочка.

– Она вырастит твою дочь, питаясь ее кровью, подготавливая ее. Когда почувствует, что девочка готова, она захватит ее тело… А душу выбросит.

Чет подумал о виденных им детях, об их печальных, отчаянных, вечно страждущих глазах.

– Там дети были, призраки – сотни, наверное… Они всюду следовали за ней. Это все были… были ее дети?

Ивабог кивнула.

– Но… Их было так много.

– Мне жаль, Чет Моран. – Впервые он увидел в глазах паучихи нечто, похожее на сочувствие. – Когда она заберет себе тело твоей дочери, та превратится в еще одну несчастную душу, бредущую за лилит до скончания дней.

Мысли лихорадочно метались у Чета в голове; он пытался найти во всем этом хоть какой-то смысл. Ему вспомнилось, как он начал слышать голос Ламии, вскоре после того, как она пометила его своей кровью на похоронах матери. Потом задумался о том, что, может, мать тоже слышала этот голос, что он-то и свел ее с ума. И у него все стояло перед глазами лицо Ламии из видения, ее жадный взгляд, направленный на Триш. «Я остановлю ее, – подумал он. – Чего бы это ни стоило, я добуду Сеною ключ».

– Никогда бы не поверила, что это возможно, – задумчиво сказала Ивабог. – Одна из древних все еще ходит по Земле. Каким-то образом она научилась скрываться от Габриэля и его своры.

Чет взглянул ей в глаза.

– Свора Габриэля? То есть, ангелы?

– Для кого-то – ангелы, для кого-то – жестокие убийцы. Это они устроили облаву на древних. На всех нас. Кого-то уничтожили, кого-то изгнали в Нижний мир.

Чет ощутил прилив надежды. Если ангел и вправду был настоящим, и Ламия действительно была его врагом, то у Чета оставался шанс ее остановить.

– Мне нужно найти деда. Ты дала обещание.

– Да. Мы найдем твоего деда. Просто… Дай мне секунду. – Она опустила руку в ящичек, достала алый фиал. Вытащила пробку и сделала маленький глоток. Посидела неподвижно с минуту, будто собираясь с духом. – Ладно… Давай руку. – И вновь ее ладонь поверх его. Открылся средний глаз. – Увидь его. Увидь своего деда. Позови его.

– Гэвин Моран.

– Ищи. Отпусти себя, ведай.

«Гэвин», – подумал Чет, отпуская сознание на свободу. Гэвин. Возвратились паучки, вот только в этот раз они ведали вместе с ним, взывая к Гэвину.

Тени соткались в высокую темную фигуру человека, стоявшего на краю скалы; Чету был виден только силуэт, но он сразу понял, кто это. Почувствовал. «Гэвин», – позвал он у себя в голове. Проявились детали: длинное узкое пальто – полы трепещут на ветру; шляпа-пирожок с плоскими, потрепанными полями; сапоги до колен; через грудь – перевязь с патронами; и пистолеты – огромные пушки в кобурах у каждого бедра.

Человек держал что-то в руках. Меч. На земле перед ним – женщина, руки связаны за спиной. Сапог человека в пальто – сапог Гэвина упирался ей в шею. Вокруг него, повсюду, валялись обезглавленные тела – десятки тел; у его ног растекалась, алея, лужа крови. Изображение то расплывалось, то фокусировалось вновь. И вдруг запах свежей крови ударил Чету в нос; он услышал стоны – это стонала женщина на земле. Гэвин с каменным лицом поднял меч, но заколебался и повернул голову, будто кого-то выглядывал. Мрачный взгляд его темных глаз уперся прямо в Чета. И Чета пробрала дрожь. Эти глаза были холодными, мертвыми и напрочь лишенными всякой человечности.

Откуда-то издалека послышался крик. Кричала, похоже, Ана. Грохот. Кто-то барабанил в дверь. Паучки у него в голове все как один зашипели. Шипение переросло в пронзительный визг, а потом видение испарилось.

Он падал.

Чет рухнул на каменный пол. Он сморгнул, и комната вокруг медленно обрела четкость – несколько человек в зеленых пиджаках и шляпах-котелках явно только что вломились в комнату. В руках у них были факелы, палицы и копья.

Ивабог схватила фиал и швырнула его в бежавшего первым здоровенного мужика с копьем. Тот пригнулся, и фиал врезался в стену. Раздалось шипение, плеснуло зеленым дымом.

Здоровяк бросился на богиню и вонзил копье ей прямо в грудь. Вцепившись в древко, она испустила пронзительный вопль. Здоровяк навалился на копье и проткнул ее насквозь, пришпилив к трону, как проткнутое булавкой насекомое.