– В смысле, пойдешь? Куда пойдешь?

Айрис отложила гитару и положила руки на бедра, что означало подготовку к телепортации.

– Беззаконие нашего мира слишком систематично, чтобы его можно было исправить отслеживанием только самых возмутительных преступлений, – заявила она. Она всегда любила использовать пафосные слова, когда напивалась. – Думаю, существуют более целесообразные способы использовать наше время и ресурсы, чем драться с пришельцами.

Ее глаза помутнели.

– Но куда ты собираешься?

– Не знаю… – И затем, растворяясь в небытии, она добавила: – Может, в аспирантуру.

Клэй покачал головой:

– Очень в духе Айрис так просто от нас свалить. Дерьмо собачье. Вся эта гребаная тема – просто гора собачьего дерьма. – Он поглотил мраморную столешницу, пробил кулаком дыру в стене и направился в сторону тренажерного зала.

Матт тут же переключился в режим компенсации потерь.

– Ладно, – начал он, постепенно говоря все более уверенно, – пресс-релиз. Если Клэй не извинится, нам нужно от него дистанцироваться, обезопасить организацию. Основные тезисы – его действия не отражают бла-бла-бла «Подающих надежды», наши идеалы…

Я сняла ожерелье, источник моей силы, и положила его на стойку.

– Думаю, с меня хватит, – сказала я. – Думаю, с «Подающих надежды» хватит.

Матт покачал головой:

– Дорогая, нет. Ты – настоящая супергероиня. Это твое призвание.

– Это того не стоит, – сказала я.

– И что теперь мне делать? – Матт достал из портфеля контракт и указал на подчеркнутую строчку, написанную на юридическом. – Если вы прекратите осуществлять «постоянные акты публичного героизма», это будет нарушением контракта. Ты этого хочешь? Чтобы мы поженились и немедленно ушли в долги? Ты и я, без работы, изо всех сил стараемся остаться на плаву, как и все остальные ебаные неудачники на планете? Это та жизнь, которую ты хочешь?

– Нет, – сказала я. – Не та.

Я сняла обручальное кольцо. Попыталась раздавить его пальцами, но у меня больше не было моей суперсилы. Поэтому вместо этого я просто положила его на стойку рядом с моим ожерельем и ушла.

– Подожди, – сказал Матт. – Ты не можешь просто взять и уйти.

Но, как оказалось, я была способна на многое.

Лиззи вышла из здания вслед за мной.

– Эй… – сказала она, и я обернулась.

– Ты была права. Ты это хочешь услышать? Я не должна была обручаться с Маттом. Ты была права. Ты всегда права. Ты хочешь, чтобы я это сказала?

Лиззи покачала головой:

– Разве ты еще не поняла – я никогда не знаю, что за хрень я несу.

Я рассмеялась.

– Знаешь, ты могла сказать мне это три года назад и сэкономить нам обеим кучу времени.

– Ты в порядке? – спросила она.

– Думаю, да, – сказала я. – В смысле, самое сложное позади, ведь так?

И она сказала:

– Ага. Самое сложное позади.

Ну, последующие шесть месяцев были невероятно сложными, со всеми этими исками и встречными исками, нарушениями контрактов и всем таким. Думаю, за эти шесть месяцев я провела больше времени, давая показания, нежели занимаясь чем-либо еще.

Я потеряла свою квартиру и переехала ненадолго к родителям в Талсу, чтобы встать на ноги. Было здорово какое-то время побыть вдалеке от всего этого, провести время с семьей и немного просохнуть. Я поработала у папы в офисе, побыла волонтером в детском театре, подыгрывая на пианино всевозможным «Мальчикам и куколкам» и «Чертовым янки».

Как говорила Лиззи, «у времени есть тупая привычка ковылять вперед. Время тупо плетется вперед, оно так привыкло».

Было кое-что, по чему я скучала. Например, по блинчикам в Boogaloos и походам в Lands End. А еще я ностальгировала по тому, что могла взлететь с помощью фотонных лучей и наблюдать за закатом. Иногда казалось, что, если я взлечу достаточно высоко, солнце никогда не зайдет за горизонт, но, конечно, оно всегда заходило.

Больше всего я скучала по Лиззи и нашим глупым разговорам в забегаловках: когда я находилась рядом с ней, мне нравилась не только она – я сама себе нравилась.

Лиззи вообще-то приехала навестить меня несколько недель назад. Она перегоняла машину своей тети в Северную Каролину и остановилась в Талсе, мы пошли выпить кофе в Foolish Things. Было здорово снова увидеть Лиззи. Тусуясь с ней, я странным образом вернулась назад – это как будто заставило меня почувствовать себя одновременно и моложе, и старше. Было очень странно думать, что совсем недавно самым важным в мире мне казалось не дать Доктору Мучителю разблокировать космическую энергию Пояса Превосходства. Типа, казалось, что, если бы мы только смогли сделать это, тогда все было бы в полном порядке. Типа, блин, как же молоды мы были, да?

После кофе у Лиззи было несколько свободных часов до собрания анонимных алкоголиков, поэтому я привела ее в дом родителей.

– С каких пор ты играешь? – спросила она, кивая на гитару в комнате.

Я подняла ее.

– Вот видишь, ты думаешь, что знаешь обо мне все, но на самом деле есть еще много того, чего ты не знаешь.

Лиззи плюхнулась на мою кровать и улыбнулась.

– Естественно, ты держала это в секрете. Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты невероятная?

Я закатила глаза:

– Никто, кроме абсолютно всех.

– Сыграй мне что-нибудь.

Я начала настраивать гитару.

– Что ты хочешь, чтобы я сыграла?

– Почему бы тебе не сыграть что-нибудь твоего авторства?

– Не, не хочу.

– И как так вышло, что ты не написала ни одной песни для группы? Ты их от нас скрывала?

Я сконцентрировалась на настройке гитары.

– Мне не нужно было писать; все остальные писали песни.

– Это правда, – сказала она. – Я писала песни, Джоэлла писала… Почему ты никогда не приносила своих песен?

– Не знаю. Просто не приносила.

– Уверена, ты написала несколько клевых; просто никогда не приносила их нам.

– Нет…

Лиззи откинулась на кровати и закрыла глаза.

– Сыграй мне одну из своих песен, Лорен…

Помню, как однажды спросила Айрис, боится ли она умереть. Это было, когда мы оказались в ловушке Человека-Свиньи, находящейся в измерении «К», и казалось, что мы можем не выбраться. Айрис сказала, боишься или нет, это не имеет значения. Особенность смерти в том, что она пугает и ошеломляет и может произойти в любой момент. И когда мы сталкиваемся со смертью, мы можем быть трусами или храбрецами, но в любом случае мы умрем, так что…

И я подумала тогда: ух ты, это мрачно.

Но вот я сидела в своей детской комнате с гитарой. С «Подающими надежды» было покончено, остались только мы с Лиззи, в Талсе стояло лето, Лиззи лежала на моей постели и выглядела такой спокойной и красивой,