Наконец, тела под ногами закончились.

– Скорей, скорей! Поднажали! – бросил нам вырвавшийся вперёд Макс. Бежать, правда, пришлось недолго. Плавный изгиб туннеля переходил в широкий, но короткий прямой участок, заканчивающийся стеной. Вдоль путей здесь располагалась узкая платформа – мостик. А вместе с нашим туннелем, в этот прямой участок выходил ещё один туннель, параллельный. Я сразу понял, где мы. Такой тупик называется оборотным. Он находится за конечными станциями. Машинист загоняет состав на этот прямой участок и переходит по мостику в кабину последнего вагона, который становится головным. Дальше, по параллельному туннелю поезд вновь выходит на станцию, но уже с противоположной стороны. Значит, «Ленинградская» когда-то была конечной станцией на красной ветке. Новость из разряда "не кстати"…

В растерянности мы замедлили бег, перейдя на быстрый шаг.

– Оборотный тупик, ну надо же, а! – начал сокрушаться Макс. – Чё так не фартит-то сегодня!

– Куда дальше? – задыхаясь спросила Ксюха.

Мы завертели головами, и наши лучи забегали по стенам в поисках какого-нибудь укрытия. Перспектива бежать в параллельный туннель мне была совсем не по душе. Силы были на исходе. Ксюха, вон, совсем уже тяжело дышала.

– Дверь! – чуть ли не в голос крикнул Серёга. – Там, в стене, видите?!

– Тише ты, блин! – Зашипел на него Макс.

Я посветил в направлении его луча. В самом деле, почти в самом углу тупиковой стены над небольшой металлической лесенкой угадывался дверной прямоугольник. Раздумывать времени не было, – ещё немного, и нас точно заметят.

– Туда! – прошипел Макс.

Мы помчали вдоль мостика к спасительному убежищу. Уже подбегая к двери, я подумал, что если мы не откроем её раньше, чем тварь увидит нас, то нам конец. Экспонатов в этом музее мумий станет на четыре больше.

Дверь с надписью «ТПП-4» была закрыта на внутренний замок, но Макс ещё на бегу достал связку отмычек и уже держал её в руках. Поспеши, Макс, пожалуйста! – мысленно поторапливал его я, нервно переводя взгляд с замочной скважины на поворот туннеля позади нас. Показалось, что шаги ускорились. Замок на двери был чуть ли не самым простым. Я видел, как Макс вскрывает такие за пару секунд. Но сейчас его руки сильно дрожали от страха, и бесценное время, словно песок сквозь пальцы, безвозвратно ускользало. Наконец, раздался долгожданный щелчок.

– Готово! За мной! – Макс поднялся и, открыв дверь, исчез в тёмном проёме. За ним – Ксюха и Серый. Зайдя последним, я аккуратно прикрыл за собой железное полотно и повернул внутреннюю задвижку. Снова тихо щёлкнуло. Язычок замка вошёл в паз.

– Уфффф, – выдохнула Ксюха. – Кажется, успели.

– Надеюсь. – Сказал я, прислушиваясь к двери. Шаги в туннеле замедлились и остановились. Похоже, это уже у развилки, перед мостиком.

– Где мы? – шёпотом спросила Ксюха, светя на ряд пыльных металлических шкафов вдоль стены с множеством переключателей, тумблеров, рубильников и потухших лампочек на дверцах.

– Тягово-понизительная подстанция. – ответил Макс. И, подняв вверх указательный палец, добавил:

– Номер четыре.

Через несколько секунд шаги возобновились. Становясь громче, они неумолимо направлялись в нашу сторону.

– Проклятье! Она идёт сюда. Надо прятаться!

Макс заскулил и быстрым шагом направился в дальнюю часть подстанции, попутно дёргая дверцы шкафов. Все они были закрыты, да и спрятаться в них негде, там – оборудование. Мы поспешили за ним.

Помещение оказалось небольшим и замкнутым. Помимо шкафов, в дальнем углу находилось обустроенное рабочее пространство: письменный стол с ящиками. На нём в небрежном беспорядке раскиданы старые книги, газетные вырезки, раскрытые тетради с записями. Под столом – железный сейф, рядом стул, табуретка. У стены – подобие кушетки с шерстяным одеялом и свёрнутым вместо подушки ватником в изголовье. В соседнем углу – небольшой стеллаж с приборами и ящик с инструментами. Прятаться было негде.

Серёга подбежал к ящику и схватил попавшийся под руку молоток. Последовав его примеру, я вытащил из него тяжёлый разводной ключ-шведку. Взвесил его в руке, удовлетворённо кивнул. Макс не придумал ничего другого кроме, как взять в руки стул. Ксюха, недолго думая, схватила табуретку.

Вооружение у нас вышло – курам на смех, но всё же лучше, чем совсем ничего. Мы заняли позиции у входной двери и, замерев, приготовились к нападению, как раз в тот момент, когда шаги остановились снаружи.

– Ну давай же, тварь, попробуй. – прошептал Макс.

Я вспомнил, как трещал дверной косяк в комнате дежурной, когда девочка ломилась к нам, как летели щепки. Но здесь дверь была железная, и это повышало наши шансы.

Однако, все мои надежды в пух и прах разбил звук вставляемого в замочную скважину ключа.

– Ах ты ж сууучка… – Обречённо процедил сквозь зубы Макс перед тем, как ключ провернулся, и беззащитная дверь распахнулась настежь.

Не помню, кто из нас закричал первым, но подхватили все, и, замахнувшись инструментами и стульями, вместе мы бросились на проём.

– А ну, заткнулись нахрен! – грозно рявкнул на нас высокий силуэт.

Мы мгновенно закрыли рты и встали, удивлённо глядя как в помещение вместо девочки заходит какой-то бородатый дедок. Он поднял над головой тяжёлый путевой фонарь, смеряя нас не менее удивлённым взглядом. Затем закрыл за собой дверь и молча направился к кушетке, снял каску и бережно повесил её на торчащий из стены крючок. Обернувшись к нам, расстегнул рабочую старую куртку и присел на край стола, продолжая разглядывать нас.

Он был одет в утеплённый комбинезон такого же, как и куртка, тёмно-синего рабочего цвета. На ногах – видавшие виды стоптанные кирзовые сапоги. Его лоб покрывали глубокие морщины, а правую щёку – продолговатые шрамы. Рта практически не было видно из-за неопрятной, почти седой бороды. Пронизывающий насквозь волевой взгляд светло-серых глаз, создавал ощущение того, что эти глаза повидали в жизни многое. На вид ему было не меньше шестидесяти. Ещё я разглядел нашивку с фамилией на нагрудном кармане его куртки.

Из этого кармана он, не спеша, вытащил сигарету без фильтра и, чиркнув спичкой, прикурил её. Выпустив в нашу сторону облачко горького дыма, некто Фёдоров спросил:

– Вы кто, мать вашу, такие?

Импровизированная пепельница в виде большой эмалированной миски, которую дед достал из верхнего ящика стола, успела пополниться на несколько окурков за то время, пока мы, разместившись на кушетке, рассказывали свою историю. Он слушал нас очень внимательно, не перебивал. Иногда вставал и, жестом давая знак не останавливаться, с озадаченным видом прохаживался из угла в угол, скрепив руки за спиной. Когда речь заходила о девочке, бросал резкий взгляд на говорящего, старался не упустить ни одной детали. После того как мы закончили, он какое-то время ещё молча сидел, в задумчивости глядя на потолок. Наконец, хрипло спросил: