зря обнадежила человека, зря подарила ему веру в невозможное. Она видела, как радостно он воспринял это известие. Он мог чувствовать, он понимал обращенную к себе речь, он верил Валерии. Верил, как ребенок верит матери. Он и был, по сути, ребенком. Да, великовозрастным, если смотреть с биологической точки зрения, но по уровню психоэмоциональной зрелости — дитя.

Она обманула это дитя. Сделать ничего не получилось. Вернее, она даже не пробовала. Добряк обманул ее. Обманул их всех. После такого фиаско Валерия чувствовала себя не в своей тарелке, так что пришлось как-то компенсировать свою оплошность. Тогда-то и возникло это острое желание дать репликанту имя. Роман — в честь первого космонавта планеты Земля, вступившего на поверхность Марса. Репликант не сопротивлялся, кстати. И даже принял свою участь стоически. Во всяком случае, Валерии так показалось.

Вообще-то Валерия догадывалась, что за последнее время стала более сентиментальной. Она стала склонна приписывать человеческие эмоции существу, который не мог их выражать чисто физически. Попробуй тут, улыбнись, если твое лицо парит в метре от мышечного каркаса, а нервы с глазами висят напротив скелета. И тем не менее Валерии казалось, что глаза Романа могут улыбаться, могут радоваться, способны грустить, злиться и даже плакать. Нет, слез не было, для этого нужен был постоянный обмен веществ в организме, ткани же Романа висели в кунсткамере, лишенные даже подобия такого обмена. Одному богу было известно, какими технологиями ваэрры поддерживали в репликанте жизнь. Но ведь плакать можно и без слез, верно? Плакать может не только тело, но и душа. За все то время, что Валерия провела в обществе Романа, она уже не сомневалась в том, что душа у него есть. Она не знала, что есть на самом деле душа, не была религиозна — в ее мире это было уже немодно. Но она точно знала, что где-то в каждом из нас есть то, что делает человека человеком, то, что отличает нас от животных. Душа была у каждого. У кого-то светлая, чистая, а у кого и попачканная, изношенная, настрадавшаяся.

— Знаешь, а ведь сегодня ровно два года, как мы с тобой познакомились.

Глаза Романа ожили. Кажется, голос Валерии разбудил его.

— Ой, прости, ты спал? Я долго тут стою?

Один медленный оборот глазами по часовой стрелке и несколько быстрых. Неподготовленный человек упал бы в обморок, увидев такое. Девушка же смутилась, но не от того, как выглядела своеобразная «речь» Романа, а от того, что провела перед ним час с небольшим — именно это сказали его глаза. Она так долго стояла тут перед ним недвижимо, что репликант попросту отключился. Он научился спать, не закрывая глаза веками. Его веки были на лице, которое, в свою очередь, висело в воздухе безжизненной маской неподалеку. Валерия очнулась, проснулся и Роман.

— Я просто подумала, — продолжила Валерия, — было бы неплохо отметить нашу вторую годовщину.

Неопределенный жест глазами снизу вверх и наискосок, что, вероятно, означало — «как хочешь».

— Я хотела приготовить что-нибудь вкусненькое, но у меня закончились припасы. Глюкозы больше нет. Заменителей тоже. Представляешь, кофе есть, вода есть, а сахара нет. Тортик не замесить. Вот я и стояла, думала, чем могу порадовать нас.

Глаза напротив лица Мирской замерли — Роман не мог предложить никаких вариантов.

— Вот вы все такие, мужики, — деланно обиделась Валерия и отошла на шаг назад, — вам всегда плевать на женские инициативы. Мы для вас стараемся, суетимся, заботимся о мелочах, а вам плевать. Неужели так трудно выразить заинтересованность? Мне что, одной все это надо?

Репликант закатил глаза к небу, что на всех языках мира означало мужское: «Как же ты меня достала…».

— Ты еще языком цокни! — возмутилась Мирская, но тут же насторожилась. Что-то во взгляде Романа ей не понравилось. Он что-то увидел. Увидел и насторожился.

Валерия не могла заметить, как у нее за спиной появился ваэрр. Высокий, яйцеголовый, в своем чешуйчатом костюме-комбинезоне он бесшумно подкрался к Мирской сзади. Роман увидел в его руках что-то острое и пытался предупредить Валерию об опасности. Девушка не сразу поняла, в чем дело, а когда сообразила обернуться, ваэрр уже стоял в шаге от нее.

— Твою ж мать! — выкрикнула она, отшатнувшись от него в испуге. — Разве можно так подкрадываться?

Ваэрр замер. Валерия тут же скосила глаза на его руки — он держал заточку из металлической пластины, добытой на складе.

— Уже наточил? Быстро ты.

— Я полдня эту штуку затачиваю, — ответил ваэрр. Губы его не шевелились, он говорил мыслеформами, но Валерия улавливала их. — Вот, пришел показать. Так пойдет?

Девушка взглянула на заточку оценивающим взглядом.

— Не знаю, надо пробовать.

— Ты же знаешь, ничего не выйдет. Я зря стер руки.

— Не ной, ты лучше меня знаешь, что нужно перепробовать все варианты.

— Эта посудина сконструирована иначе, нежели земные корабли. Двери тут запираются амальгитом, они не механические.

— А мы все равно попробуем! — повысила голос Валерия. Ее раздражали такие прения. — На этом чертовом корабле огромное количество локаций, куда нам с тобой путь заказан. Кто знает, может, там ключ к нашей свободе.

— Ты знаешь путь к свободе, только боишься признаться.

— Я…

Валерии вдруг захотелось плакать. Ее глаза замерли на амимичной физиономии инопланетянина, по щекам скатились две крупные слезы. Еще две маленькие слезинки застыли в уголках глаз, но так и не сорвались. А она вдруг расхохоталась. Смеялась она с минуту, а потом ее лицо вновь окаменело. Посмотрела на ваэрра и спокойно сказала:

— Да, я в курсе.

— В курсе чего?

— У меня кукушка едет. Не думай, что я не знаю, я же врач.

— У кого угодно поедет, — успокоил ее ваэрр.

— Пошли, посмотрим, что получилось.

— Пойдем.

Девушка попрощалась с Романом и вышла в операционный отсек, ваэрр проследовал за ней. Роман проводил обоих глазами. Сейчас Валерия увидела бы в них злость бессилия, но оглядываться она не стала. Она понимала, что общество аватара Роману не нравится. Он не доверял ему. Мирская не злилась на репликанта за это, на его месте она вела бы себя так же. Но как объяснить ревнивому репликанту абсурднейшую вещь — что аватар на самом деле и не аватар вовсе, а она сама? Она и себе-то не могла объяснить, как именно это происходит.

Валерия с аватаром прошли мимо пустующих терминалов. Мирская помнила, каких трудов ей стоило перетаскать других аватаров в утилизатор. Сорок особей. И все килограммов под сто. Несуразно сложенные, с огромными головами, эти безвольные тела было очень трудно перемещать в пространстве. Валерия тащила каждого волоком, подкладывая под них своеобразные носилки из их же костюмов. Путь был неблизким. Нужно было преодолеть несколько десятков метров до гибернационного отсека, миновать его и поместить каждое тело в специальную