Смолин поднял брови:

— Простите? Какие тут могут быть свидетели? Мнерассказывали, их вообще не было…

— Ну, это такая бюрократическая формулировка, —сказал майор безмятежно. — У нас, знаете, много обозначений непредусмотрено. Невеликий набор: тот, кто не подозреваемый, тот непременносвидетель. Всякий, кто может хоть что-то по делу показать. Нет такойюридической категории: «знакомый», «родственник». Либо то, либо это… Не я жпридумал…

Нельзя сказать, что он смотрелся совершеннейшим простаком —но, нет сомнений, старательно изображал более недалекого, чем был на самомделе. Как будто дослужившийся до майора «убойщик» может быть хоть капелькупростаком. Что там у Дюма? Госпожа Кокнар знала, что простодушный прокурор —явление чрезвычайно редкое…

— Мы можем поговорить?

Смолин размышлял какие-то секунды. Согласно своимгражданским правам можно, конечно, пойти на принцип, начать вспоминатьадвокатов, повестки и прочую официальщину… вот только зачем? Шевальедействительно был его хорошим знакомым. Никто в таких случаях на пятьдесятпервую статью Конституции не ссылается и адвоката не требует. Не годитсятакое поведение человеку, ни в чем не замешанному, человеку, у которогокакие-то твари старого знакомого убили…

— Бога ради, — сказал Смолин. — Пойдемте.Только я раньше машину загоню, не возражаете?

— Да конечно! — воскликнул майор с тем же деланнымпростодушием. — Делайте что хотите, если надо что-то, мы ж, можно сказать,совершенно неофициально заявились. Чтобы не вызывать повестками кучу народу,сами вот объезжаем всех, кто под понятие «свидетеля» подпадает…

Смолин предварительно заглянул в калитку — Катька, как иследовало ожидать, скучала в вольере, а Глыба трудился во дворе. Тогда онраспахнул ворота, завел машину и позвал ментов. Провел в гостиную. Глыба всеэто время, не обращая на незваных гостей ни малейшего внимания, усердноковырялся лопатой в куче щебенки (Смолин как раз собрался заасфальтироватькусок двора). К означенным работам Глыба, конечно, никакого отношения не имел,не входило это в его обязанности, Смолин и не собирался его нагружать, нанявшиармянскую бригаду. Но сейчас Глыба працовал вдохновенно и ударно — стахановец,ага. Его дешевая рубашка была застегнута на все пуговицы и рукава не закатаны,так что партаков не видно…

— Достраиваетесь? — поинтересовался майорнебрежно.

— Ага, — сказал Смолин. — Со своим домомможно всю жизнь достраиваться…

— Рабочий у вас старательный… И трезвый вроде…

— Солидный мужик, — сказал Смолин. — Не точто бичева нынешняя… — И вопросительно воззрился на незваного гостя, всемвидом давая понять, что временем он не разбрасывается. — Значит мне, каксвидетелю, что-то там рассказать надо…

Майор словно бы спохватился:

— Ага, ну да! Давайте поработаем… — он сноровистоизвлек из тощей папочки прекрасно знакомый Смолину по прошлым и нынешнимвременам двойной печатный бланк, дешевую авторучку. — Сегодня у нас… ага,двадцать шестое… Год… Вечно эти нынешние короткие годы путаешь…

Его напарник сидел у краешка стола с видом величайшегоравнодушия и скуки — этакий обмундированный манекен, прихваченный на всякийслучай на выезд по незнакомому адресу. Однако Смолин краешком глаза перехватилдважды его цепкий, острый, пронзительный взгляд и решил не расслабляться:времена нынче смутные, тревожные, непонятные… То ли это у него профессиональныйрефлекс — каждого взглядом буравить — то ли… пойди догадайся сейчас…

— Документик ваш какой-нибудь можно посмотреть? —осведомился майор. — Для порядка. Водительское удостоверение подойдет,ага… Значит, Гринберг Василий Яковлевич, год рождения… под судом и следствиемне состояли, конечно… (Смолин промолчал, пока майор заполнял соответствующиеграфы.) Ну, начали… Вы гражданина Кондратьева давно знали…

Смолин, конечно, держался словно сапер на минном поле,каждое слово взвешивал (и старался, чтобы это было незаметно со стороны). Новопросы пока что сыпались неопасные, на них, в принципе, можно было отвечатьлегко, быстро и моментально, поскольку никакого криминала и близко небродило. Да, знакомы давно, очень давно. Нет, постоянным членом «Рапиры» Смолинне был, просто изредка баловал там с фехтовальными орудиями — ну вот, естьтакая страстишка у человека, законом не преследуется, как известно… Нет, ни окаких серьезных неприятностях, и уж тем более тех, что могли бы таить угрозудля жизни, Шевалье ему не рассказывал. Да и сам Смолин не слышал ни о какихнеприятностях — ни от Шевалье, ни от кого другого. Враги? Такие враги, чтобымогли пойти на убийство? В жизни не слыхивал, товарищ майор, у него вообще небыло врагов, недоброжелатели, завистники и прочая мелкота наверняка имелись,как у любого из нас, но чтобы такие вот враги… Слыхом не слыхивал.Категорически. Профессиональная деятельность? А вот интересно, объясните вымне, как такая профессиональная деятельность может послужить причиной убийства?(Майор, пожав плечами, сокрушенно признался, что и сам не понимает, аспрашивает исключительно бюрократического ритуала ради.)

Самое интересное, что в этот именно момент, взвешенно иосторожно отвечая на вопросы, Смолин вдруг в приступе ослепительного озаренияувидел мотив. И ведь чертовски убедительный, господа мои. Ревность. Шевалье, подостовернейшим сведениям, до последнего дня жизни крутил очередной роман — сочаровательной девочкой из эльфов-ролевиков. Кто-то по ней мог сохнуть — и вконце концов, разъяренный тем, что ему предпочли другого, да еще старого хрыча,однажды вечерком, сунув в карман кастетик…

Черт возьми, а ведь это мотив! Однако Смолин, как легкодогадаться, своей внезапной догадкой делиться со следаком не стал: не в егоправилах было активно сотрудничать с органами правопорядка. Но, главное, нестоит задевать память о Шевалье, светить эту историю в милицейских протоколах.Разница в возрасте очень уж солидная, непременно какая-нибудь сука начнетстебало косостебить и похабные комментарии отпускать. Перебьются…

И твердо решил, что непременно покрутит этот следочек сам.Нужно будет поискать в «Рапире» и вокруг некоего Ромео.

Нужно. Не так уж много было у Смолина людей, которых можноназвать друзьями, а уж Шевалье… Если что, поломаем гада так, что всю оставшуюсяжизнь будет ползать на манер черепахи и кровью плевать… Уроем козла… Ведь этомотив, еще какой мотив…

И тут же одернул себя: куда это его на крыльях мирнойфантазии понесло? Ага, вот именно. Убийство из ревности было бы, пожалуй,именно что намеренным на фоне того, что, несомненно, произошло на самом деле.Теоретически рассуждая, мог все же сыскаться особо обозленный Ромео… но еслиучесть все, что к тому времени происходило вокруг «Рапиры», на эту версиюотводится один процент. А остальные девяносто девять — известно на что. Иникаких сомнений. Расфантазировался, выпал из реальности. Вот что делает дажекратковременная настройка на милицейскую волну…

Майор писал с приевшимся, скучным старанием.