– Понятно, – проговорила Клавдия, хотя как раз понятного ей ничего и не осталось.

Ну вот, думала она, не хватало еще в политику вляпаться. Тогда уж точно – ничего ей, Клавдии, не раскопать, не под силу ей политиканы. Эх, видать, жить ей остаток жизни преступницей. И еще, если уж Зудова вышла на политическую арену, на кой черт ей Кака?

Клавдия, погруженная в раздумья, направлялась домой. К Семизвоновым ехать ей не хотелось. Конечно, время идет, расследование – ни с места, но уверенность, что ей все под силу, после сегодняшней беседы как-то вдруг улетучилась. Лучше домой сейчас – отоспаться, отлежаться, на Жорочку в экран попялиться…

Клавдия Сидоровна ехала в автобусе и понуро разглядывала дома, которые быстрым хороводом проносились за окном. Вот сейчас будет остановка «Кольцевая». На ней надо выходить, чтобы добраться до Семизвоновых. Господи! А чего ж она сидит?!

Клавдия вскочила и резво стала проталкиваться к выходу.

– Пропустите, дамочка, уберите живот! Ой, молодой человек, я вам там что-то отдавила? А нечего расползаться по всему салону!

Она все-таки успела, выскочила. И только когда автобус, обдав ее вонючими газами выхлопа, отъехал от остановки, Клавдия Сидоровна вспомнила, что хотела полежать на диванчике, посмотреть телевизор и полюбоваться на Жору. Но если уж выскочила, значит, надо топать к Семизвоновым.

Проклиная себя на все лады, Клавдия Сидоровна поднялась на этаж прапорщика. Дверь открыла Лариса Федоровна. Женщина явно кого-то ждала, потому что была при полном параде – в ярком костюме, с макияжем и с прической, которую творил, очевидно, парикмахер-маньяк, так как волосы несчастной торчали во все стороны агрессивно, будто у панка. Но женщина была, по-видимому, собой довольна, потому что открыла со счастливой улыбкой на лице. Однако при виде гостьи она резко изменила выражение лица – губы у нее поползли вниз. Но женщина ловко взяла себя в руки и расплылась в улыбке, показывая безупречный прикус.

– Проходите, проходите… а мы… вот тут… Я, так сказать, еще не убиралась, да вы проходите, мы вам всегда рады, – суетилась хозяйка. – Правда, я еще не успела пропылесосить…

– Да что уж вы так, я же не санэпидстанция. Мне поговорить с вами надо бы, – усмехнулась, проходя в комнату, Клавдия Сидоровна. – А скажите, муж ваш дома?

– Сема? Семен Семенович? А его нету. По делам пошел, но… должен вернуться. Вы его подождете или, может, я чем могу?.. А вообще-то он на работе, – окончательно запуталась супруга.

Клавдия прислушалась – никаких посторонних звуков в квартире не раздавалось. Похоже, они с Ларисой Федоровной были действительно одни.

– Я с вами хочу поговортиь, как женщина с женщиной, – проникновенно начала Клавдия и даже немного запечалилась. – Хотя вы мне вряд ли сможете помочь – ваш муж, скорее всего, не открывает перед вами душу и не шепчет ночью на ушко свои тайны. И вообще, он у вас довольно странный.

– Кто? Сема странный? Сема не шепчет? – возмутилась Лариса Федоровна такому недоверию, и ее прическа стала еще агрессивнее. – Да ничего в нем странного нет! А уж я-то… мы-то с ним… каждый вечер вот за этим самым столом мы все его тревоги и заботы, так сказать, обсуждаем. Успехи, промахи – все вместе.

– Вот как? Тогда, может, вы мне и подскажете, зачем он торчит у нас под дверью? Может, выслушивает чего? Учтите, у меня дочь работает в органах. Она, конечно, девочка спокойная и добрая, но за родителей никакого пожизненного срока не пожалеет!

Упоминание о дочери произвело на Ларису Федоровну обратное действие. Она почему-то не испугалась, а даже, наоборот, глупо захихикала и придвинулась к Клавдии ближе, будто готовясь сказать ей самое сокровенное. И сказала!

– Вот поэтому и торчал, – стыдливо зарделась она.

– Что значит – поэтому? Он что, к моей Ане клинья подбивает? Сразу говорю – у нее замечательный муж, у них уже был один развод, но больше дочь с зятем разводиться не намерены. Тем более из-за вашего мужа. Вы уж меня простите, но как вы-то…

– Да не волнуйтесь, дело в другом, – доверчиво проговорила Семизвонова и сердечно прикрыла своей ладошкой руку Клавдии. – Понимаете, у меня есть брат Алексей, так вот он по страшной глупости попал под суд. Понимаете, мальчики гуляли, а тут прохожий. Шел, свалился прямо на глазах у ребят и уснул. Ребятки стали поднимать пьянчугу, ну, чтобы домой отвести, а у него из кармана мелочь посыпалась, деньги там разные. Да, у него в карманах было тысячи три баксов… Но неужели за это ребята стали бы бить человека? Ну а кто-то не разобрался, вызвал милицию, мальчиков взяли с поличным, так сказать, и теперь им грозит срок по нескольким статьям. Без знакомых нам никак не получается Алексея из-под обвинения вывести. А у вас все-таки дочь не последнее лицо в милиции, мы узнавали. Вот и хотелось с вами, знаете ли, поближе познакомиться. Ведь если разобраться, за что мальчика упрятали? Ну, ошибся, оступился… с кем не бывает… Чего уж его сразу в тюрьму?

– Ах да, я помню, вы что-то такое говорили еще у Агафьи… – начала вспоминать Клавдия.

– Вот-вот. А Сеня хотел поговорить с вами, да, видимо, не осмелился, – улыбнулась робко Лариса Федоровна и всхлипнула. – Мы единственные родственники у бедняжки, у мальчика больше нет никого.

– А мальчику сколько лет?

– Тридцать восемь.

– Ох и ничего себе – мальчик! Да в его годы уже дедушками становятся!

– Вы же понимаете, для нас он всегда ребенок, – продолжала источать слезы Лариса Федоровна, зорко поглядывая за поведением гостьи.

Клавдия поняла – бравый военный сгибался в три погибели, чтобы вынюхать у Распузонов какую-нибудь пакость, а потом этой пакостью шантажировать бедную Аню.

– Ну что ж, если только это… До свидания, – вежливо попрощалась Клавдия.

– Подождите, куда же вы? – держала ее за полу шубы хозяйка. – Так я могу надеяться на вашу помощь?

– Надеяться можно на что угодно, но в этом случае я бы вам не советовала. Я не стану уговаривать дочь защищать вашего брата.

– Посмотрим, – зло зашипела Семизвонова.

Клавдия вышла в подъезд и только тогда застегнулась на все пуговицы – ей не хотелось задерживаться у Семизвоновых ни минуты. Неожиданно до ушей Клавдии Сидоровны донесся детский плач, а Клавдия абсолютно не выносила детских слез. Она прекрасно понимала, что маленькие хитрецы частенько пользуются слезотечением сознательно, но ничего не могла с собой поделать – стоило ей услышать плач, как любящей бабушке тут же казалось, что где-то именно сейчас ревет ее Яночка. Вот и теперь, заслышав хлюпанье, Клавдия устремилась наверх.

На площадке, двумя этажами выше, сидел на ступеньках и плакал мальчик лет девяти.

– Ты почему ревешь? Случилось чего? – подсела рядом на лестницу Клавдия.

– Ну, – швыркнул мальчишка носом, – вот, дверь никак не могу открыть, а там у меня кастрюля на плите.

– Как же ты ее оставил? Почему не выключил?