Они подошли к кладовой, Ольга высоко подняла захваченный в столовой канделябр, а обергофмейстерина сняла с пояса связку ключей и открыла дверь.

– Письменный прибор я поставила на нижнюю левую полку. Посветите сюда, – велела Волконская.

Княжна послушно пододвинула канделябр, но ничего похожего на кедровый сундучок на полке не было.

– Как же так? Он был здесь, – удивилась обергофмейстерина, – я точно помню.

Ольга посочувствовала бедняжке. Старая дама явно расстроилась. Память подводит – это не шутки. Княжна высоко подняла подсвечник и стала осматривать полки. На самой верхней ей бросился в глаза угол массивного деревянного ларца. Она встала на цыпочки, подхватила свободной рукой его тяжёлый край и потянула, а потом опустила находку на маленький столик, притулившийся в уголке.

– Не он? – спросила Ольга, откинув крышку, и сразу поняла, что видит не письменный, а туалетный набор: в углублениях лежали расчески с золочёными ручками и мыльница с крышкой, часть отделений в ящичке зияла пустотой.

Княжна повернулась к обергофмейстерине и испугалась: белая как мел Волконская с ужасом смотрела на ларец.

– Что случилось, вам плохо?! – воскликнула Ольга.

– А где пудреница, зеркало и флакон для духов? – тихо спросила старая княгиня.

– Я не знаю! Может, они на верхней полке остались? Выпали случайно… Я сейчас посмотрю.

Ольга поднялась на цыпочки и попыталась заглянуть на полку. Но та была слишком высока, зато княжна увидела край ещё одного деревянного ларца, больше похожего на сундук. Насколько смогла, Ольга вытянула руки и, ухватив находку кончиками пальцев, потянула сундучок на себя. Тот пододвинулся к краю полки, и княжна, изловчившись, спустила его вниз. Отрыв крышку, Ольга увидела небольшой бювар, серебряную чернильницу, несколько перьев, коробочки для воска и песка, а в самом углу – изящную печатку с позолоченной ручкой.

– Слава богу! Здесь всё на месте, – обрадовалась обергофмейстерина, – идите, милая, отнесите сундучок её величеству, а потом захватите поднос, который я оставила в столовой, а я пока найду туалетные принадлежности, видно, их случайно куда-то переложили.

Ольга подняла свою находку и, оставив Волконской канделябр, вернулась к императрице. Заподозрив, что позолоченные вещицы исчезли не случайно, старая княгиня, начала проверять всё подряд. Часа через два она выявила пропажу чуть ли не сорока серебряных вещей. Такого за всю её долгую службу ни разу не бывало. Так что же получается? Кто-то подобрал ключи к этой кладовой?

– Господи, какой позор! – простонала Волконская.

Чуть ли не час просидела она за столом, выверяя список пропавших вещей, потом прошла в свой кабинет и, поразмыслив, решила поговорить с Орловой. Теперь обергофмейстерина поняла, зачем вдруг императрица-мать прислала в Зимний дворец свою доверенную фрейлину. Значит, Марии Фёдоровне стало известно о кражах… Или нет? А вдруг это только совпадение?.. Волконская вспомнила о драгоценностях короны, хранящихся в золотой комнате покоев императрицы, и у неё от ужаса прихватило сердце.

К вечеру Елизавете Алексеевне стало получше, сердце её больше не билось, словно пойманная птичка, а на щеках даже проступил нежный румянец. Наконец-то государыня смогла заняться делами и первым делом она хотела распланировать траты на приют. Императрица позвала в свою спальню Орлову и Туркестанову, велела принести сделанные записи и предложила:

– Сделаем так: Барби начнёт перечислять имущество, о котором просят в приюте, а Агата станет подсчитывать суммы.

Фрейлины расположились по обе стороны от её кровати. Туркестанова называла позицию из своего списка, императрица с Орловой обсуждали, сколько это может стоить, а затем Агата Андреевна записывала цифру. Дело спорилось, и скоро перед Орловой выстроились три столбца цифр: в первый она записала траты необходимые, во второй – желательные, а в последний – то, без чего можно было и обойтись.

После подсчётов выяснилось, что подарок Марии Фёдоровны покрывает затраты в первой и второй колонках, и ещё кое-что останется на необязательные покупки.

– Ваше императорское величество, извольте посмотреть, что вышло, – попросила Орлова и протянула императрице листок. Но Елизавета Алексеевна устало прикрыла глаза.

– Расскажите сами, – попросила она.

Агата Андреевна предложила выбранный ею порядок трат и перечислила, что они смогут купить. Императрица со всем согласилась, попросила княжну Варвару переписать список с учётом имеющихся возможностей и отпустила фрейлин. Туркестанова собрала свои бумаги и отправилась в кабинет. Агата Андреевна осмотрелась по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, поспешила за ней.

– Барби, я хотела бы поговорить, – сказала Орлова.

– Что-то ещё? – поморщилась Туркестанова. – Я вашу мысль поняла и перепишу список так, как вы сказали.

– Список здесь ни при чём. Я хотела кое-что показать вам.

Орлова подошла к письменному столу, за который уселась княжна Варвара, и выложила перед ней миниатюру с портретом императора. Агата Андреевна не отрывала глаз от лица Туркестановой в надежде, что та от неожиданности не сумеет скрыть истинные чувства. Так и получилось, вот только ответ Орлову озадачил. Варвара должна была подтвердить, что миниатюра принадлежит императрице, но Туркестанова ахнула и всплеснула руками.

– Господи, спасибо, что услышал мои молитвы! Я спасена!.. Где вы нашли портрет, Агата?

Ну ничего себе – поворот событий! Впрочем, Орлова сразу же нашлась:

– Там, где вы его потеряли!

– А где?

Глаза княжны Варвары сияли, лучезарная улыбка молодила смуглое лицо. Ну и актриса! Или она не кривит душой?

Туркестанова схватила миниатюру и прижала её к сердцу. Радость княжны казалась такой незамутнённой и по-детски искренней, что Орлова даже заколебалась в своих подозрениях.

– Миниатюру нашли в доме убитой француженки, и есть серьёзные подозрения, что ею расплатились с мадам Клариссой за определённую услугу, – сухо сказала она.

Княжна Варвара страшно перепугалась: её только что сиявшее лицо сделалось вдруг оливково-серым, а губы затряслись.

– Агата, вы же не думаете, что я могла продать портрет государя, чтобы приворожить молодого любовника? Я не сумасшедшая! Мне почти сорок лет, из них пятнадцать я – при дворе. Неужели вы верите, что я могла решиться на подобное безрассудство там, где даже у стен есть глаза и уши? Только один намёк моих недоброжелателей государю – и меня ждёт крепость! Изгнание тогда покажется небесной милостью.

Орлова молчала. Она понимала, что княжна Варвара права. Но как же тогда попала миниатюра в дом французской ворожеи?

– Вы считали, что потеряли миниатюру?

– Если честно, то я не знала, что и думать. Государь подарил мне медальон два года назад, но вы понимаете, что, щадя чувства императрицы, я никогда не решилась бы его надеть. Елизавета Алексеевна всегда была ко мне добра, и её отношение совсем не изменилось, когда…