Ответа нет. Конечно. Обычно в этот утренний час все уже на работе.

Я уже безуспешно дохожу до четвертого по счету дома, когда вижу пикап Саттера, едущий по улице. Он останавливается, но не перед нашим бунгало, а перед домом по соседству. Я смотрю, как Саттер идет по дорожке к двери парадного входа и стучит в дверь. Секунду спустя беловолосая старушка впускает его внутрь.

Я жду. Мое сердце с силой колотится прямо в горле, так, что мне кажется, будто оно сейчас удушит меня. Щеки у меня горят – должно быть, они сейчас ярко-красного цвета. Вернувшись к дому, я не свожу глаз с голубой двери соседского жилища.

Время словно остановилось. Окружающий мир перестал существовать. Ничто не имеет значения. Ничто, кроме моего пса.

Но потом голубая дверь открывается снова; оттуда, где я стою, я вижу только спину Саттера, обтянутую футболкой, хотя мне кажется, что он что-то держит в руках.

Секунду спустя он поворачивается, и я готова расцеловать его. Я готова расцеловать его от всей души.

– О боже! – восклицаю я, подбегая к супергерою, держащему на руках моего мопса. – Откуда ты узнал, где он?

Саттер протягивает мне Мёрфи, который, похоже, ничуть не утратил обычной жизнерадостности.

– У миссис Купер огражденный двор. Я прикинул, что если Мёрфи пролез из нашего двора к ней, то он, вероятно, все еще там, – отвечает Саттер. В голосе его не слышно гордости, в глазах не сквозит ожидание похвалы и награды. – Она даже не знала, что он там, пока я не попросил ее проверить.

Я целую Мёрфи в макушку. Паника утихла, но адреналин все еще бурлит в крови. Сердце мое неистово колотится, дыхание пока не выровнялось, и я совершенно уверена, что, если бы не сжимала Мёрфи изо всех сил, руки у меня тряслись бы.

– Спасибо тебе огромное, – говорю я и делаю шаг к Саттеру, отлично понимая, насколько неловко я сейчас смотрюсь. Положив руку ему на плечо, я полуобнимаю его.

Я сомневаюсь, что он представляет, как много для меня это значит… то, что он бросил все, едва я написала ему, и ринулся обратно домой, чтобы помочь мне найти моего пса.

Он не обязан был этого делать, но сделал.

Саттер отвечает мне полуулыбкой.

– Я знаю, как Мёрфи важен для тебя. Я рад, что мы смогли его найти.

– Мы? – Я приподнимаю бровь. – Это все целиком и полностью твоя заслуга.

Он отстраняется, машет мне рукой и садится в свою машину. Я стою на тротуаре, держа Мёрфи под мышкой, и смотрю, как мой рыцарь в сияющих доспехах скрывается вдали.

Сейчас я не могу не гадать, искренне ли он отвечал мне вчера вечером. Я не знаю больше никого, кто бросил бы все дела, дабы приехать и помочь мне искать собаку. Ни Аэрин, ни Марица, ни мои родители так не сделали бы.

Но он сделал.

Саттер это сделал.

Вечером в понедельник, выйдя из душевой, я первым делом слышу, что по телевизору в гостиной идут новости спорта. Плотно обмотав бедра полотенцем, я спускаюсь вниз, чтобы проверить, что происходит, и обнаруживаю Мелроуз у входной двери – она расплачивается за доставленную пиццу. И телевизор действительно включен на канал ESPN.

– Что это? – спрашиваю я. Она закрывает входную дверь и поворачивается ко мне лицом.

– Благодарность.

– За что?

– За то, что помог мне сегодня, – отвечает она, пожимая плечами. Подойдя ко мне, она берет меня под локоть, удерживая коробку с пиццей в свободной руке.

– Могу я сначала хотя бы переодеться?

Она тащит меня в гостиную, роняет коробку на кофейный столик и упирается ладонями в мою влажную грудь, так, что я плюхаюсь в самый центр дивана.

– Не можешь. – Ее губы на миг изгибаются в улыбке, а потом решительно приникают к моим губам. Мелроуз забирается ко мне на колени, обхватывает меня ногами и запускает пальцы в мои мокрые волосы. – Ты сейчас так приятно пахнешь, – произносит она, целуя мою грудь и шею. – Я могла бы…

Она не заканчивает фразу: вместо этого она трется бедрами о мой напрягшийся член, и от неизбежного нас отделяют только мое полотенце и ее лосины.

Мои руки словно сами собой сдергивают ее футболку через голову, и ее льняные волосы падают ей на глаза. Она смахивает их вбок, призывно улыбается и подается ко мне за очередным поцелуем.

Я веду пальцами по внешней стороне ее бедер, а она продолжает ерзать на мне, и я не могу не думать о том, какой бы стала моя жизнь, будь эта женщина моей.

Я никогда не встречал такую заботливую и уютную девушку. Такую, чтобы ставила на первое место мое удовольствие, мои нужды.

Может быть, она и самая большая заноза в заднице из всех, кого я знал, но я хотел бы, чтобы она была моей занозой в заднице.

К слову, о задницах… Мелроуз балансирует у меня на коленях, сгибая ноги так, что я могу схватить ее за безупречные тугие ягодицы.

Я сдергиваю с нее лосины. Она тянет за мое полотенце. Я расстегиваю ее лифчик.

Она опускается между моих колен, обхватывает ладонью мой член и начинает двигать рукой.

Чувствуя пульсирующее возбуждение, я сползаю чуть ниже, и несколько секунд спустя ощущаю своей самой интимной частью тепло и влажность ее прелестного ротика.

Пока Мелроуз доставляет мне удовольствие, я не могу не думать о том, что она сказала вечером в субботу, как пыталась заверить меня в том, что все это делается чисто ради удовольствия. И после этого в голову мне неизбежно приходит мысль о том, что есть масса способов поблагодарить человека, не трахаясь с ним при этом.

Если она любит Ника или действительно питает сейчас чувства к кому-то еще… трудно поверить, что она стала бы это делать.

В Лос-Анджелесе полным-полно эгоистичных мерзавцев, самовлюбленных нарциссов и прочих ублюдков, которые готовы на все ради выгоды. Трудно найти этику и мораль в городе, где все вершится во имя славы и богатства и безжалостность – необходимое условие этой игры.

Но Мелроуз – другая. Она не похожа ни на кого, с кем я когда-либо встречался в этом клятом городе.

Несколько недель назад я считал, что мы не подходим друг другу. Теперь я понимаю, как сильно я ошибался. Я ошибался на ее счет.

Ее язык выписывает круги вокруг головки моего члена, и, не успев осознать, я оказываюсь слишком близко к грани. Я кончаю ей в рот, и она принимает все, до последней капли, а потом встает, промокает уголки рта и подмигивает мне, деликатно сглатывая.

Притянув ее к себе на колени, я говорю:

– Я бы поцеловал тебя, но… ты понимаешь.

Она смеется, потом тихо вздыхает, не сводя с меня глаз.

Я не собирался кончать. Я намеревался удержаться и подождать, пока не смогу погрузить член глубоко в нее. Но, полагаю, ее устроило и это.