А еще – ноздри императора гневно раздулись – его бастард имел наглость угрожать. Мол, если с головы принцессы, ее фрейлин и телохранителей хоть волосок упадет, то поднимать его придут Белые горы. И этот волосок опрокинет чашу Империи на весах судьбы.

Как будто Рагар смотрел в душу Алэра и знал, зачем ему огненное благословение. Как будто его внебрачный сын просчитал все ходы отца и подготовился.

Алэр с содроганием осознал, что он, могущественнейший из магов мира Эальр, действительно боялся проницательности высшего вейриэна, одного из Семерки. Почти бессмертное существо, каким стал его беглый сын, внушал ему ужас больший, чем владыка Темной страны.

Нет, не простил его Рагар.

И Алэр его не простил.

Но в самом конце послания императора ждал сюрприз.

«С позволения матери… – тут в послании Рагара мелькнул долгожданный золотой отблеск, но, увы, он лишь показывал нежное отношение сына к его матери. – Отдаю тебе ее подарок для меня. Она хотела, чтобы я, глядя на него, никогда не терял человеческий облик, как бы высоко ни вознесла меня сила магии, каких бы вершин власти я ни достиг. Ее дар хранил меня все эти годы. Возьми его. Не думаю, что кому-то еще в мире он будет нужен после моей смерти».

Чем плоха зримая речь – ее нельзя остановить, сделать паузу и подумать, нельзя перечитать, как бумажное письмо. А если глаза подернулись странной влагой, как от таяния льдов, она будет играть твоей кричащей от боли душой и раненым сердцем, как на свирели.

Паршивый мальчишка! Зачем он это сделал? Зачем напомнил? Не нужен Алэру никакой дар! Не от предателей!

Владыка сделал шаг к лежавшему на полу осколку его прежней жизни, его разбитого счастья, занес ногу – раздавить, остановить! – но сполохи погасли сами.

Яд разочарования разлился в императорском сердце. А как же дар?

Но не успел Алэр посмеяться над собой и собственной непоследовательностью, которой, к счастью, никто не видел, как амулет выплеснул радужный фонтан света, такого яркого, что глазам больно.

А когда слезящиеся глаза обрели способность видеть, в кабинете появилась полупрозрачная фигура женщины, одетой в белый вейриэнский балахон, не сковывающий движений. Она парила в воздухе в полуметре от пола, и Алэру пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть в темную пучину ее глаз.

– Найла… – потерянно прошептал он.

Фигура медленно кружилась вокруг своей оси, позволяя вспыхнувшему жадному взору рассмотреть ее черты, не изменившиеся за десятки лет, – с тех пор, как возлюбленная Алэра бежала от него в родное Белогорье.

И если бы она просто бежала на родину! Тогда владыка Севера перевернул бы Белые горы, но догнал бы, нашел, вернул. Но она ушла туда, где ее не достать никакой магией, кроме темной, – за смертную грань, в высшее Белогорье, в страну духов.

Как же он соскучился! Как давно не расплетал густые черные косы с вплетенной в них шипастой лентой, способной стать оружием. Не обнимал ладонями обветрившееся на морозе и раскрасневшееся треугольное личико, не ласкал высокую, по-девичьи тугую грудь, не целовал нежные розовые губы, не смотрел, теряя голову, в бездонные строгие очи.

Длинные ресницы видения не мигали, дыхание не срывалось с самых желанных в мире губ, но глаза смотрели с ласковой снисходительностью, как любящие мудрые матери смотрят на проказливых детей. До ломоты в руках Алэру захотелось обнять ее, прижать к себе, вдохнуть поцелуем в нее жизнь. Это был лишь слепок с памяти Рагара, но Алэр помнил этот ее взгляд, которым Найла одаривала и его самого, когда владыка Севера слишком близко подходил к опасной черте в своих ледяных играх.

«Ты же не всерьез хочешь это сделать, Алэр?» – как наяву слышал он мягкий голос грозной воительницы.

И он отступал.

Он всегда отступал перед ней.

Но не сейчас. Больше он не отступит.

– Спасибо, что пришла, Найла, – нарушил тишину кабинета хриплый голос императора. – Хоть так…

На целую неделю Летту оставили в покое. Самое главное – император даже не соизволил встретить невесту официально и организовать должный прием, включая званый обед для высшей аристократии.

Впрочем, старшим детям он ее уже представил. Что еще надо?

Многое. Прежде всего – объявить о ее статусе при своем дворе. Это первейшее правило, иначе леди чувствовали себя пленницами, и даже слуги, прибиравшие комнаты и приносившие еду и жаровни, делали это как-то небрежно и без поклона. И смели переговариваться между собой на непонятном Летте языке северян.

За дверь покоев Летту и ее фрейлин не выпускала стража. И неважно, что девушкам был отведен целый этаж в южном крыле роскошного замка, названного почему-то «Гостевой башней». Это все равно тюрьма, откуда не выбраться.

И пожаловаться некому.

Кроме слуг, гостью посещал только лекарь, контролировавший процесс адаптации непривычных к суровому климату людей. Какой там климат, если девушки сидели в четырех стенах в хорошо натопленных помещениях? Но он приносил какие-то снадобья и уверял, что с их помощью ее высочество привыкнет к северной магии, и ее близость с сильнейшим из ласхов не станет для нее смертельной.

После его визитов Летта долго не могла согреться, не помогал ни горячий бок печки, ни настой трав с медом, ни даже огненный бальзам. Ее словно вымораживало изнутри. Как склеп, в котором похоронена ее юность и мечты о любви.

Да еще позволено было леди Исабель спускаться этажом ниже в комнату, отведенную для занятий с фрейлинами принцессы Эмерит. Сама дочь императора больше не снизошла до визита.

Как и остальные северяне.

О Летте словно забыли. А она лишь один раз попыталась заявить о себе и потребовать через Яррена у стражников встречи с женихом, но получила ответ: «Император не принимает». И на осторожный вопрос, может ли принцесса Гардарунта встретиться хотя бы с наследником, тоже получила отказ: «Не положено. Ждите».

И она ждала.

Молилась Безымянному. Больше ей никто не поможет. Вспоминала счастливое детство. Училась читать и писать. Леди Исабель пересказывала уроки этикета северян. Вот и все развлечения.

Летте бы радоваться, что император не напоминает ни о себе, ни об угрозе сыграть свадьбу в недельный срок, но на сердце было тревожно. Она не понимала, почему оказалась в изоляции. Разве так поступают с невестой в доме, где ее ждут? Или с благородной дамой? С гостьей, в конце концов?

Или она действительно пленница?

Только Яррен умудрялся просачиваться наружу, как вода в любую щель. Наверняка он получил разрешение от принца Игинира.

Телохранитель и приносил кое-какие новости, когда приходил его черед стоять на страже. За неделю оба горца осунулись, под глазами залегли тени – рыцари недосыпали, особенно Яррен, в свободное время куда-то исчезавший из комнаты охраны, устроенной у входа в апартаменты принцессы.