— Сейчас все будет по-другому, — шепнула я. — Мы едем к себе домой. Вам там понравится, обещаю.

— Позвони, когда доберешься, — попросила меня мама, крепко обняв. — Мы, может, заедем завтра с утра — привезем пончиков или еще что-нибудь, чтобы тебе не думать о готовке, пока ты осваиваешься на новом месте.

— Отличная идея. — Я тоже обняла ее.

Последнее, что я услышала, захлопывая дверцу машины и отъезжая от дома, был тоскливый вой Кейси.

Глава 12. Любимые звуки

[17]

Всем дорогого певца привел в это время глашатай. Муза его возлюбила, но злом и добром одарила: Зренья лишила его, но дала ему сладкие песни. ГОМЕР. Одиссея

По переезде на новое место у Гомера появилась масса неотложных дел. Их перечень растянулся бы на целую милю. Надо было усвоить план новой квартиры, и я решила, что он должен начать знакомство с домом со своего туалета, и, выпустив кошек из переносок, я первым делом усадила Гомера в его коробку. Примерно час он носился из комнаты в комнату, натыкаясь на стены, но после этого назубок усвоил план дома. А еще надо было обнаружить и освоить укромные местечки, а также идентифицировать всю новую мебель, вскарабкавшись на каждый предмет. После переезда квартира была завалена ящиками и коробками, и Гомер лично проверил каждую. В состоянии величайшего возбуждения он рвал и расшвыривал вокруг клочки оберточной бумаги, фантики от жвачек, пенопластовую крошку, которая разлеталась, как попкорн, тем самым вспенивая воздух, как вспенивает воду в реке стая пираний.

Гомеру нравилось залазить в ящики, а потом неожиданно выскакивать оттуда. Благодаря этим ящикам и сумкам в квартире появилась масса восхитительных укромных уголков, и кот еще никогда не достигал таких высот в игре в прятки. Он влетал внутрь, крышка закрывалась за ним, а потом, когда Скарлетт, Вашти или я проходила мимо, ничего не подозревая, он вдруг выскакивал оттуда как черт из табакерки. Я не знаю, ощущал ли он свою невидимость, прячась в коробке, и связывал ли ее с предыдущими провальными попытками подкрасться к нам незаметно средь бела дня. Но теперь эта игра приносила ему удовлетворение, какого он раньше не испытывал; кончилось тем, что я решила оставить в квартире несколько пустых коробок, не желая лишать его такого доступного источника радости.

Гомер завел себе правило встречать и приветствовать почтальона, молочника и всех, кто входил в нашу дверь: работников телефонной, телевизионной компаний и прочих. Скарлетт и Вашти при этом прятались. Скарлетт — потому что не любила знакомиться с новыми людьми. Вашти, которая ничего не имела против посетителей, приходила в ужас от грохота, который они производили своими железными ящиками с инструментами, натыкаясь на мебель.

А Гомера эти визиты приводили в восторг в той же степени и по той же причине, по которой Скарлетт и Вашти их не любили. Они были такими новыми и при этом издавали такие интересные звуки! Если Скарлетт и Вашти бежали прочь от всякого слишком громкого и непонятного шума, то Гомера, наоборот, неудержимо влекло к ним, как север притягивает стрелку компаса.

Было бы естественно предположить, что слепой кот будет пугаться резких, неожиданных звуков больше, чем обычные кошки, что для него эти звуки будут совершенно непостижимыми. Но для того, кто не ожидает никаких звуков, кто не наблюдает книгу, падающую с полки, и не ждет, что она сейчас оглушительно шлепнется на пол, кто не видит, что из кладовки достали пылесос, и не знает, что он сейчас завоет, как сирена, — для него неожиданных звуков не существует. Именно звук был для Гомера ключом к окружающему миру. Внезапный звук, который Вашти и Скарлетт воспринимали как потенциальную угрозу, был для Гомера лишь частицей мозаики, дополнявшей картину невидимой вселенной. В ритме пульсации шума, даже скрежета и грохота, он находил утешение, которое Вашти и Скарлетт находили в тишине.

Гомер завел себе новую привычку. Всякий раз, когда в дом входил работник мебельного магазина, неся в руках позвякивающую кроватную сетку, или телевизионщик с мотком кабеля, конец которого волочился по полу, кот семенил за ними по пятам, не отставая ни на шаг. Он так и норовил сунуть свой нос и уши, чтобы выяснить, чем таким таинственным они занимаются, и мне часто приходилось удерживать его, чтобы он не мешал людям работать. Обычно на его любопытство реагировали доброжелательно, а потом, присмотревшись к нему, неизбежно задавали один и тот же недоуменный вопрос:

— Что это у вашего котика с глазами?

— Он слепой, — коротко отвечала я.

— Ах ты, бедняжка!

Гомер, понимая, что это сочувствие адресовано ему, вырывался у меня из рук и залазил к ним на колени. Очень часто он при этом тащил за собой своего любимого плюшевого червячка (обнаружение которого в одном из ящиков привело его в неописуемый восторг), надеясь вовлечь одного из этих незнакомцев в свою любимую игру.

Тот день, когда мне удалось выкроить из своего жалованья сумму, достаточную для покупки стереосистемы, стал поистине эпохальным, а человек, который ее доставил и установил, определил жизнь Гомера на долгие годы. До сих пор Гомеру почти не доводилось слышать музыку. Как только мои диски были извлечены из коробок и первый из них был вставлен в мой новый проигрыватель, перед Гомером открылись необозримые аудиогоризонты. Я поняла, что музыка оказывает гигантское воздействие на настроение моего кота. Любая быстрая мелодия с четким, жестким ритмом — роковая или клубная танцевальная музыка, например, — доводила его до экстаза. Альбом группы «Хоул» «Переживи это» привел его в бешеное состояние, которое и описать невозможно. Он носился по гостиной, запрыгивал на диван и соскакивал оттуда, как сумасшедший. Бросался на верхушку своей шестифутовой кошачьей пирамиды, издавая при этом то ли низкий вой, то ли урчание, как будто энергия переполняла его маленькое тельце и он страдал, не в силах выплеснуть ее.

Однако в первый раз, когда я включила Бранденбургский концерт, он вдруг уснул прямо на бегу, забыв о бумажном шарике, за которым гнался. Это произошло так быстро,