К тому времени я жила у родителей без малого два года. То были годы, потраченные на, казалось бы, бесплодную борьбу за самостоятельность. Наконец-то у меня появилась работа, позволявшая не только платить по счетам, но и снять собственное жилье.

Следующую пару месяцев я пахала как одержимая. В редкую свободную минуту в моих руках тут же оказывался каталог недвижимости. Я изучала его очень придирчиво, смакуя каждую деталь, как тот больной, обреченный на постельный режим, у которого под подушкой остался один-единственный порнографический журнал.

Никогда еще я не жила одна. После колледжа мы съехались с Джорджем. После Джорджа я переехала к Мелиссе. Затем вернулась к родителям. И вот теперь каждое краткое описание квартиры из четырех строк представлялось мне окном в глянцевый и манящий мир новой жизни. Подумать только, я могла оказаться преуспевающим квартиросъемщиком, следящим за модой. Поселюсь в элегантном высотном здании на Брикелл-авеню с видом на океан. И чего там только ни будет, включая привратника и консьержа. А еще можно въехать в переделанный гостиный двор среди старинных особняков на Пайн-три-драйв. Поднявшись на этаж в стиле палаццо по винтовой лестнице, я окуналась бы в подлинно богемную атмосферу. Или еще вариант: прельститься самыми новыми архитектурными тенденциями. Последний тренд здесь — стильный коттедж с садиком в быстро растущем Дизайн-дистрикте. Можно было освоиться и в интерьере ар-деко в обещающем французскую элегантность дуплексе — двухквартирном блоке в старом здании.

В голове моей мелькали разные цифры, но для себя я установила вилку. Разбрасываться деньгами, даже если теперь я могла себе это позволить, не хотелось. Кто знает, что ждет впереди? Снова вернуться к родителям из-за финансовой несостоятельности было совсем несмешно.

Но, кроме финансовых, меня волновали и другие расчеты. Жить на первом этаже с собственным садом, как предлагал Дизайн-дистрикт, мне, как одинокой женщине, представлялось небезопасным. Да и Гомер — с него станется — в любой момент мог выскочить с разбега прямо на улицу. Винтовая лестница грозила оказаться слишком высокой ценой за приобщение к богеме. Заигравшись, слепой кот с легкостью мог попасть в зазор между железными ступеньками и, не успев опомниться, оказаться далеко внизу. Балкон в многоэтажке на Брикелл и вовсе был смертельной котоловкой. Пролетев сквозь балконную дверь, Гомер мог тут же оказаться по ту сторону перил.

В конце концов мой выбор пал на светлую просторную односпальную квартиру на двенадцатом этаже огромного жилого комплекса в стиле Гаргантюа (если таковой существует) на Саут-Бич-Уэст-авеню. Она не обещала никакой особой атмосферы и не отражала ни моего характера, ни наклонностей. Зато укладывалась в обозначенную мною вилку аккурат посредине. К достоинствам этой квартиры следовало отнести и кладовки — так что было где развернуться. Ванная оказалась вместительной, и туда входили ящики с песком. С относительно безопасного балкона открывались захватывающие виды на залив Бискейн на западе и океан на востоке.

Балкон меня немного смущал. С одной стороны, жить в Южной Флориде и не дышать ее целебным морским воздухом — все равно что не дышать вообще. А с другой — есть Гомер. Балконы или патио, кроме цокольных этажей, были везде. Чем хорош был именно этот — тем, что сразу за раздвижной стеклянной дверью стояла дополнительная складная ширма. Раздвижная дверь уже сама по себе была куда лучшей мерой безопасности, чем дверь на петлях, поскольку ее дольше было открывать. Это позволяло выиграть дополнительные секунды, если Гомер вдруг вознамерится бросить вызов смерти, сиганув с двенадцатого этажа. Но даже если бы он прорвался сквозь первый оборонительный заслон, дальше его ожидала глухая ширма, открыть которую могла лишь я сама.

Квартира сдавалась без мебели. Я обставляла ее почти с нуля, благо даже перевозить мне было особо нечего. Одежда, книги, маленькая коробка сиди, пылящихся тут и там, — я давно уже вышла из того возраста, когда музыку хочется врубить себе на радость, а родителям на гадость. Подбирать собственную мебель оказалось ни с чем не сравнимым удовольствием.

Как и в случае с квартирой, я в первую очередь думала о кошках. Они, конечно, прилежно использовали свои когтеточки. Но поскольку Гомер норовил не столько запрыгивать на высокую мебель, сколько вскарабкиваться на нее, коготки его неминуемо оставляли бы следы на обивке. Так что о кожаном диване не могло быть и речи, на нем оставалось бы слишком много зацепок, залатать которые было ничем нельзя. Отпал и матерчатый диван, обитый легкой тканью: он был столь же красив, сколь и непрактичен. В конце концов я остановилась на мягком уголке, обитом красным бархатом. С одной стороны, это был, как говорят французы, немного risqué с намеком на «интим». (Молодые люди, которых я собиралась заманить в гости, должны были это оценить.) С другой стороны, материал оказался на удивление прочным и устойчивым к «царапкам».

Узнав, что меня так волнует «царапоустойчивость» мягкой мебели, один мой приятель посоветовал удалить Гомеру коготки. Но я даже и думать о таком не могла. Я вообще была противницей стрижки коготков, а уж о том, чтобы так поступить с Гомером, не могло быть и речи. Коготки для него были частью уверенности в себе. Может, он и лазил-то с таким спокойствием, потому что не видел, что может упасть. А может, понимал, что всегда пустит когти в дело и за что-нибудь зацепится. В этом он напоминал альпиниста, поднимавшегося в гору со страховкой.

— Я буду скучать по нему, — сказала мне мама, когда день переезда наконец настал. Глаза ее подозрительно поблескивали. — Я и впрямь влюбилась в этого глупышку…

— Эй! — с улыбкой одернула ее я. — Кого это ты называешь глупышкой?

— Да, да, — мрачно проворчал отец, — Кейси и Бренди в обиду его не дадут.

Я не удержалась поддеть его напоследок:

— Как вы думаете, может, они тоже предложат позаботиться о Гомере, если, не дай бог, со мной что-нибудь случится?

Сегодняшнее наше прощание разительно отличалось от моего переезда в кампус при колледже. Тогда я знала, что вернусь домой на каникулы и все будет временно и ненадолго. Сейчас же дела обстояли иначе: мы все понимали, что в качестве маминой и папиной дочки к родителям я больше не вернусь.

Кошки бесчинствовали в своих переносках, когда я грузила их в машину. Ничего хорошего в конце пути, по своему опыту, они не ожидали. Там их ждал либо ветеринар (что плохо), либо новое место жительства (что еще хуже).