– Но это же большие деньги, – вставил Володя.

– Немалые.

– Откуда они у нее? Ведь продажа части акций вам не покрыла бы расходов?

– Разумеется! – фыркнула женщина со злостью. – Она купила клуб, который стоил немало. Откуда у нее такие деньги, я не знаю. Стоило бы спросить у нее, да уже не спросишь.

– Да, уже не спросишь, – кивнул Володя.

– Проверьте ее счета, – подсказала Анастасия. – Там можно проследить за поступлениями.

И она так выразительно на него глянула, что он тут же понял: она что-то знает. Знает, но не скажет. И следом подумал: но ведь это она ему не скажет, а Ломову? Устоит ли она перед его авторитетом? Не сломается под напором его аргументов?

– Проверим.

Он полез из-за стола, зашагал к двери ее кабинета. Но вдруг остановился.

– Мы проверим, Анастасия Витальевна. А вы пока никуда не уезжайте из города.

– Почему? – Она села прямо и зло глянула на него. – Разве после всего, что я вам рассказала, я все еще под подозрением?

– Все так. Вы рассказали немало. И все же не вынуждайте нас брать с вас подписку о невыезде.

– Ну почему? Почему? Почему? – Она трижды стукнула кулачками по столу.

– Потому, что алиби на момент убийства у вас все же нет.

Завтракали они втроем. Как в добрые старые времена. Хотя для Игоря они были не очень-то добрыми. Он все время ревновал мать к Андрею. То есть не к нему конкретно, а к тому времени, которое он забрал у них с мамой. И если раньше он его просто недолюбливал, то теперь он его просто не терпел.

У Андрея, как оказалось, существовали какие-то тайны. Тайны, о которых стало известно Илоне. И она его шантажировала. И он ей платил. Регулярно.

– Да, регулярно, а что? – вскинул он на них с матерью мутные после недельного запоя глаза.

– Хотелось бы знать, за что ты ей платил? – Мать скорбно поджала губы, присаживаясь к столу. – Хотелось бы знать, почему уходила часть моих денег в ее карманы?

– Это мои деньги, Лара! – неожиданно повысил голос Андрей. – Я три года пахал как проклятый.

– На моей фирме, – уточнила она.

Подхватила чайной ложкой варенье из вазочки, шлепнула его на блинчик и принялась размазывать нервными судорожными движениями.

– Да, на твоей фирме. Но я честно и много работал. И честно зарабатывал.

– До недавнего времени, – вставил Игорь. – Мы проверили с мамой отчетность, и по последнему кварталу возникло много вопросов, Андрей.

– Какие вопросы? – Он непонимающе глянул на Ларису, на Игоря. – Хотите сказать, что я воровал?

– С этим я еще буду разбираться. – Игорь холодно глянул на отчима. – Долго разбираться. Но вот по одному объекту, странным образом оформленному на тебя, что-то не совсем понятно. Откуда вдруг появился ресторан, оформленный на тебя? Что за точка? Зачем она? У нас что, так много лишних денег, что ты позволил себе совершить эту сделку? Почему оформил на себя? Где учредительные документы? Что за дела, Андрей?

Тот тяжело поднялся. Сунул руки в карманы домашних штанов. Разыграл губами странную пантомиму. Сделал шаг назад, словно на другую сторону баррикады шагнул, и произнес:

– А как вы хотели, дорогие мои родственники? Что я стану пахать на вас денно и нощно за спасибо? За счастье спать с Ларисой Сергеевной Галкиной в одной постели? Не-е-ет, так не бывает. За все надо платить. И за то, что я спал с твоей матерью в одной постели, тоже.

– Почему? – еле разжала рот Лариса, она продолжала елозить ложечкой по блинчику, наделав в нем с десяток дыр.

– Потому что счастье спать с тобой, детка, весьма сомнительно. Весьма!

Он вытащил руки из карманов и широко развел их в стороны, слегка наклонившись. Будто выступление закончил.

– То есть ты хочешь сказать, что был со мной из-за моих денег?

Ее рука с зажатой в ней липкой ложкой повисла в воздухе. Лицо сделалось серым. Ее брак трещал по швам, как рукав ее тесного домашнего платья, которое она зачем-то надела к завтраку.

Ткань была хлипкой и старой, платье это Игорь помнил еще с детства. Когда еще был жив отец, и мать была гораздо моложе и стройнее. Отцу нравилось, как она выглядит в этом платье, и он просил надевать его к завтраку. Всегда. Потом отца не стало, и платье мать убрала в шкаф подальше. И не доставала до сегодняшнего утра. Зачем сегодня-то? Зачем?

– Ты жил со мной, спал со мной только из-за моих денег, Андрей?! – повторила мать вопрос громче, потому что он молчал. – Все эти годы… Это была фальшь? Сплошная фальшь? Ты все это время врал мне? Врал нам обоим?

Мать коснулась локтя Игоря.

– Хочу внести уточнение. – Андрей нехорошо улыбнулся, покосился на Игоря. – Врали мы оба. Тебе, Лариса.

– Что ты этим хочешь сказать? – Она одернула руку от локтя сына, будто обожглась.

Игорь судорожно сглотнул и посмотрел на мать.

Она выглядела такой потерянной, такой несчастной, и такой… некрасивой. Волосы, которые она выкрасила самостоятельно, топорщились в разные стороны сожженными кончиками. За последний месяц она, кажется, снова набрала в весе. И это платье! Ну зачем, зачем она его надела к завтраку? Оно так тесно облегает ее поплывшее тело, что, вон, даже рукав порвался.

– То, что у твоего дорогого сыночка, который обнаружил какие-то неточности в квартальном отчете, очень-очень-очень много тайн от тебя, Лариса. Таких тайн, что в сравнении с ними покупка мною ресторана на мое имя покажется тебе детской шалостью.

– О чем он говорит? Игореша? – светлые голубые глаза матери наполнились слезами. – Ты можешь мне объяснить?

– Нет.

Игорь протянул руку к тарелке с блинами, схватился за ажурный край верхнего и принялся скручивать его в трубочку. Движения его были размеренными и неторопливыми. Невозможно было понять, что он сейчас чувствует. И, конечно, мать не могла догадываться о том, что не будь тут ее, он бы дал в морду этому так называемому ее мужу.

– Что нет? Что нет, Игореша? – слабым голосом спросила мать, слезы прочертили две широкие мокрые полосы на ее сильно напудренном лице.

– Я не могу тебе ничего рассказать, мам. – Он откусил от длинной блинчатой трубочки, принялся сосредоточенно жевать.

– Почему?

– Просто потому, что тебе незачем об этом знать. – Он постарался беспечно хохотнуть. – К тому же это все в прошлом.

Мать кивнула, будто согласилась с его доводами. И вдруг принялась терзать ложкой рваный блинчик на своей тарелке. Оторвет кусочек и в рот, оторвет и в рот. Странно, но Андрей, потоптавшись у порога кухни, вдруг вернулся за стол. Осторожно снял крышку на кастрюльке с кашей, так любимого им жареного бекона и омлета сегодня не было. Наложил в глубокую тарелку до верха густой вязкой овсянки и принялся есть. Взгляд его сосредоточенно сверлил какую-то одному ему видимую точку в стене возле окна.