– Ты за отцом тоже следила?

Мать вздохнула, словно собираясь сказать что-то резкое, но быстро взяла себя в руки. Ответила не сразу, видно, сосчитала в уме до десяти и обратно.

– Мы с твоим отцом были счастливы.

Да, они были счастливы. Нюрочка, первая красавица детсадовской группы, дочь директора завода, того самого Прохора Калашникова, в честь которого получил свое имя Тарасов, слишком серьезный для своих лет Сережа Тарасов и щекастый Антоха Крылов, не отрывавший от Нюрочки влюбленного взгляда. Нюрочка уже тогда знала, что будет врачом, Тарасов собирался стать космонавтом, на худой конец, летчиком-истребителем. Крылову было все равно – лишь бы рядом с Нюрочкой, поэтому он склонялся к медицине. Хотя против космоса тоже не возражал. Но вместо космоса обоих парней сразу после школы забрали служить на флот. Поговаривали, что здесь не обошлось без Прохора Калашникова, устранившего таким образом нежелательных женихов.

Вернулись они через три года, в преддверии лета. Все такой же серьезный Тарасов и постройневший, вытянувшийся Крылов. Анна мыла окна, стоя на подоконнике, и сразу увидела двух рослых парней, размашистой походкой приближавшихся к ее подъезду. Стянула с волос легкую косынку, пригладила рукой рассыпавшиеся волосы и как была в домашнем халатике выскочила на улицу.

– Ань, ты еще лучше стала! – завороженно произнес Крылов.

А Тарасов не сказал ничего. Он вытянул вперед сжатую в кулак руку. Потом медленно перевернул ее и разжал пальцы. На ладони лежало простое маленькое колечко с синим, словно море, камушком. Но поразило Аню вовсе не кольцо. Она мягко нажала ладонью на пальцы Тарасова, заставляя их вновь сжаться в кулак. А потом развернула руку пальцами вниз. На фалангах синели вытатуированные буквы, на каждом пальце по букве, складываясь в имя Нюра. Под буквой «а» неизвестный художник изобразил сердечко, немного смазанное, отчего больше напоминавшее кляксу.

Наколка на руке могла сразить влюбленную девушку, но для ее семьи она не значила абсолютно ничего. И даже наоборот, от странного метода доказательства своих чувств веяло тюремным духом: перстнями на пальцах, куполами на груди. В отношениях между родителями девушки и Тарасовым царил даже не холод. Это была вечная мерзлота, которую не почувствует совсем уж толстокожий. И тогда в голове Сергея родился гениальный план: повторить подвиг тестя. Рвануть в Москву и поступить в Плехановский институт. Конечно, школьную программу за годы службы он основательно подзабыл, но для свежедемобилизованных срочников в вузах существовали квоты. И Сергей засел за учебники. Крылов, помыкавшись от безделья, решил последовать его примеру.

Радости Прохора Калашникова не было предела. Тарасов уедет в Москву и скоро позабудет его дочь. А она в сентябре пойдет учиться. Четвертый курс мединститута – это не шутки, нужно не просто работать, а в полном смысле этого слова пахать. Причем практически круглосуточно. Наверняка через пару месяцев вся эта юношеская любовь-морковь выветрится из ее головы. И он отпустил ситуацию на самотек. Пусть порезвятся напоследок. Калашников был старше, мудрее. Жизнь так часто ставила его перед выбором, что он волей-неволей научился просчитывать правильный вариант и почти никогда не ошибался. Из этих двоих он предпочел бы открытого и покладистого Крылова, обещавшего годам к тридцати стать удобным подкаблучником для своей жены, чем скрытного Тарасова. Но любовь, как говорится, не выбирает.

Калашников в своих расчетах не учел, что в кратчайший срок Сергей Тарасов умудрился стать центром Аниного мироздания. Спустя две недели после его отъезда в Москву она собрала вещи, взяла в институте справку об окончании трех курсов и уехала следом за ним. Мобильных телефонов тогда не было, звонить и увещевать дочь вернуться было некуда. Сама она звонила редко. Калашников пытался уговорить дочь не бросать институт, попробовать перевестись в московский вуз или взять академотпуск, в конце концов. Но Аня не хотела ничего слушать. Она надеялась устроиться на работу фельдшером, но со своей справкой могла претендовать только на должность медсестры.

К ее приезду Сергей снял маленькую комнату в коммуналке. Шумная, скандальная, с табачным духом, намертво въевшимся в стены туалета и кухни, она стала для них настоящим раем. К Новому году они по-тихому расписались, и Аня Калашникова стала Аней Тарасовой.

По окончании института все трое вернулись домой. Аню, уже квалифицированную медсестру со стажем, взяли на работу с распростертыми объятиями. Молодые экономисты без малейшего опыта по большому счету никому не были нужны. Единственным местом, куда им удалось устроиться, оказался электротехнический завод, которым руководил Прохор Калашников. Причем взяли их отнюдь не на инженерные должности. Начинать пришлось с азов – с конвейера по сборке генераторов. Парни от работы не отлынивали, работали на совесть, что частично примирило Прохора Калашникова с зятем. Окончательным аргументом, заставившим его изменить отношение к Сергею Тарасову, стало рождение сына, маленького Прохора. Сергей стал заместителем директора, Антон, к тому времени заочно закончивший еще один вуз, – главным инженером.

Жизнь текла, все вокруг менялось, менялось и чувство Анны и Сергея друг к другу. Из робкого ростка, сумевшего пробить асфальт суровых жизненных реалий, оно превратились в мощное дерево с крепким стволом и сильными корнями, способное противостоять любым ураганам. Мир вокруг рушился, то, что казалось вечным и незыблемым, рассыпалось на глазах. Полноводная река продукции, выпускаемой электротехническим заводом, превратилась в тонкий ручеек, готовый вот-вот прекратить свое существование. Какое-то время семья жила на зарплату Анны Прохоровны, которую, хоть с задержкой, но выплачивали.

В первый раз о покупке завода железобетонных изделий Сергей услышал от тестя. Идея, изначально показавшаяся полным бредом, неожиданно запала в голову, пустила там корни и вскоре расцвела буйным цветом, словно малина в известной песне. И этот малиновый цвет будоражил воображение, требовал решительных действий.

В очередной раз подтвердив гипотезу, что любая мечта сбывается, стоит только очень сильно захотеть, Тарасов с Крыловым завод купили. Каким образом, Прохор не знал. Полагал, что не обошлось без помощи Калашникова.

А уже под залог завода и собственного жилья начинающие бизнесмены взяли в банке кредит, и пошло-поехало. Через пять лет фирма уже твердо стояла на ногах, еще через три года медицинский центр – частная клиника и дом престарелых для VIP-клиентов в Липовске приняли первых пациентов. «Больничка для Нюрочки» – так называл Сергей Тарасов это предприятие. Он всегда чувствовал вину перед женой, мечтавшей о медицинской карьере. И хоть врачом она так и не стала, но стала директором медицинского учреждения, на оснащение которого уходила вся прибыль от бетонного завода.

Директором она была хорошим, персонал и пациенты относились к ней с уважением, и даже всеобщий любимец, белоснежный с ярко-синими рулевыми перьями на крыльях попугай Ричи, при виде ее радостно кричал:

– Нюр-р-рочка – душечка! Нюр-р-рочка – душечка!

Этот самый попугай по только одному известной причине невзлюбил Прохора Тарасова. При первом же знакомстве он умудрился оставить на его английском пиджаке следы своей попугайской жизнедеятельности. А когда Прохор в свой следующий визит в материнскую «больничку», уже наученный горьким опытом, шуганул приставучую птицу, та неожиданно заявила: