не собирался. Паладин же не знает устали в борьбе со всемирным злом.

А интересное началось, когда мы начали укладываться спать. Точнее, как — меня взяли в охапку и вместе со мной плюхнулись на единственную здесь кровать.

— Эй! — возмутилась я, вяло отбиваясь. Вяло — потому что сил не было совсем.

— Ш-ш-ш-ш! — шикнул мне на ухо светлый упырь, прижимающий меня к себе, как ребенок любимую плюшевую игрушку. — До утра не будить.

— Аксель, ты издеваешься?!

— Поверь, живности по ту сторону защитного контура глубоко безразличен твой моральный облик, — сонно пробормотал парень.

— Да, но мне он очень даже важен! Эй! Эй, не вздумай засыпать!

Но в ухо мне уже умиротворенно сопели, держали крепко и самым наглым образом не собирались отпускать!

58

Проснулась я оттого, что было холодно. Холодно и подозрительно свободно. А открыв глаза, обнаружила, что Аксель куда-то делся. Я немного полежала, прислушиваясь к звукам вокруг. Исходя из того, что предсмертных стонов и чавкающих звуков не было, пришлось сделать вывод, что светлого не утащила неведома зверушка дожевывать куда-нибудь за угол дома, а он сам покинул помещение.

Я села и потянулась, хрустя всеми суставами, как старушенция. Спать на старой, жесткой и порядком отсыревшей кровати было удовольствие такое себе, но из вариантов еще был пол, что мне нравилось еще меньше. Рядом с кроватью обнаружилась куртка Акселя, которую тот то ли забыл, то ли заботливо оставил мне. Я завернулась в нее, как в плед, и поплелась на улицу.

И чем ближе подходила к двери, тем беспокойнее мне становилось. Звуки оттуда доносились, ну прямо скажем, напрягающие. Я даже вздохнула поглубже, чтобы в случае чего кинуть универсальным проклятьем «Чтоб вас всех!» по широкой площади, и толкнула входную дверь…

Зрелище, представшее моим глазам, было поразительным. Впечатляющим. Ошеломляющим. Ну и волнительным, чего уж там.

Полуголый Акселион Хантат тренировался с двумя мечами.

Я замерла в дверном проеме и, кажется, даже перестала дышать, чтобы не отвлечь парня от процесса. О, светлый был хорош! Он не был таким классическим амбалом, как все паладины, но в тусклом осеннем рассвете я видела рельеф мышц, перекатывающихся под кожей при каждом движении. Короткие мечи со свистом рассекали замерший воздух, его красивое, сосредоточенное лицо смотрело куда-то в пространство перед собой. Словно бы Аксель был погружен в собственные мысли, а тело двигалось само по себе. Плавно, легко, опасно.

Вот светлый сделал выпад и, уходя от невидимого противника, развернулся ко мне.

И замер.

Парень тяжело дышал. Капельки пота катились по его коже. Пресс на животе четко очерчивал восемь кубиков. И я поймала себя на каком-то нездоровом желании подойти и проверить твердость его мышц.

— Привет… — тихо произнес Аксель, смотря на меня глазами с расширенными зрачками.

— Доброе утро… — тихо сказала я, стараясь смотреть в глаза собеседнику.

В глаза, я сказала! В глаза, Гвендолин, соберись!

Казалось, прошла долгая, тягуча минута. Местная флора шкреблась где-то далеко, фауна шуршала фоном, а туманы не угрожали, а красиво ложились на осенний лес. Но вот очарование мгновения истаяло, и нам обоим стало неловко.

— Откуда у тебя железные мечи? — спросила я, отводя взгляд.

— Нашел неподалеку, — уклончиво ответил Аксель.

— Здесь был поселок? — удивилась я.

Парень жестко усмехнулся.

— Нет, скорее карательный отряд. Точнее, его останки.

Я брезгливо передернула плечами.

— Никуда не уходи! — невозмутимо сказал он, подхватывая рубашку и двигаясь в сторону колодца.

«Уйдешь тут, как же…» — подумала я, провожая взглядом его спину.

Спину, я сказала! Спину!

59

День проходил как-то уныло. Пожевав холодную ножку неведомой зверушки, я спряталась в подполе и погрузилась в текст проклятья. Мысли, конечно, то и дело возвращались к одному ну очень интересному светлому магу, но я держалась! Держалась изо всех сил!

А потом и втянулась. Работа была монотонная, рутинная и скучная, чего уж там. Я ползала по подвалу, выискивая ту или иную закорючку, искала ее причинно-следственные связи по всем стенам и делала пометки на последних страницах гримуара. Тот, конечно, сначала попытался возмутиться, но я пригрозила на этот раз бросить книженцию в колодец, и та впечатленно затихла. Тонуть дольше и неприятнее, чем гореть, я ее понимала.

Объем работ на самом деле впечатлял, и, если уж быть до конца честной, не было никаких гарантий, что я найду искомое за день или неделю, или месяц. А потому, вконец перепачкавшись в пыли, земле и паутине, я просто уселась на пол и, подперев щеку рукой, задумалась.

Вот, допустим, эта несчастная темная — я. И я настолько отчаянна, что готова сравнять весь мир с землей во славу своего горя. И я иду на верную гибель, оставляя страховку на случай, если не выживу. Точнее, я была уверена, что не выживу, и проделала огромную работу, чтобы умереть с фейерверком.

И где в таком случае я буду прятать условие отмены вечеринки?

Я покосилась на гримуар, который лежал тихонечко-тихонечко, даже не шелестел. Потянулась к нему рукой, но эта зараза пергаментная начала отползать!

— Изрежу на конфетти, — пригрозила я.

Гримуар подумал над угрозой и продолжил стратегическое отползание. Пришлось подниматься на ноги и топать за дурной книгой, упорно прущей куда-то вглубь подвала. Я подхватила гримуар с пола, и взгляд зацепился за символы.

Символы отмены.

Условия снятия.

Способы спасения.

Мелким, мелким шрифтом они были набиты у самого-самого пола, чтобы нашел только тот, кто знал, где искать.

— Молодец, — сказала я, погладив книгу по корешку.

Та зашелестела в ответ, но как-то странно. Как будто книга затаила дыхание и ждала моей реакции. А я читала магические знаки и чувствовала, как мне становится дурно, мрачно и страшно одновременно.

Снять посмертное проклятье этой темной мог только кровный родственник в сердце Беллариума. И если с сердцем все было понятно, то вот к кровному родственнику были вопросы.

— Венди, все в порядке? — раздался за спиной голос Акселя, в сотый раз за день спустившегося меня проведать.

Я глубоко вздохнула и повернулась к нему.

— Кажется, мне есть что тебе сказать.

60

— Судя по выражению твоего лица, все или плохо, или очень плохо, — заметил светлый.

— Нет. Не совсем… — я закусила губу, не зная, как заставить разбегающиеся, как тараканы, мысли выстроиться в предложения.

— Проклятье нельзя снять? — продолжал гипотезировать Аксель.

— Можно, — быстро возразила я.

А потом со вздохом добавила:

— В теории.

— Так, и что нам мешает превратить теорию в практику? — продолжил задавать наводящие вопросы парень.

Я решила