руки. Он знал, что Софирец однажды попытается отомстить ему, что однажды он нанесет решительный удар. Но почему именно сейчас?!

- Кучер ждет снаружи. Наше дело может подождать, а форт Галлен - нет.

Винсенту оставалось молиться, что нападение пиратов хотя бы отвлечет общественность от слухов о его жене. Должно же случиться хоть что-то хорошее!

Вместе с Логаром они вышли обратно на улицу, и Майеру пришлось убедиться: череда его несчастий и не думала прерываться. Кучера с рыжеватой бородкой, как и экипажа, возле «Лесной нимфы» не оказалось.

Логар тут же выяснил у остальных извозчиков, что их горе-коллега уехал почти сразу после того, как господин вошел в бордель.

- Странно, - выговорил Винсент, хмурясь, - я ведь даже ему не заплатил. Какой кучер будет бесплатно возить человека по городу всю ночь напролет?

- Никакой, господин Майер. Никакой кучер так не сделает.

- На что ты намекаешь? - Винсенту тут же вспомнились недавние подозрения.

- Вы не говорили при нем ничего лишнего? - прежде чем хозяин ответил, Логар решительно дознался, - а лицо его вы запомнили? Сможете описать мне?

Майер попытался восстановить в памяти образ. Но кроме нелепой рыжей бороды - ничего примечательного. А бороду любой дурак сможет приклеить.

Неужели и впрямь ард подослал к нему кого-то? А может Софирец? Или... Совсем безумная версия - эти двое вместе.

Он понял, что его обвели вокруг пальца, и почувствовал себя последним дураком.

«Ничего, - подумал Винсент со злостью, - если понадобиться - я весь Дубиншофт переверну, но найду этого поганца и выясню, на кого он работает».

Глава 18 - 1

Бианка следовала за Гуннаром в полном молчании. Пару раз ему даже приходилось замедляться и оборачиваться, чтобы убедиться: его пленница не сбежала.

Видеть ее такой покорной и тихой было непривычно и странно. И какая только муха ее укусила? Только что она вела себя совершенно нормально для самой себя и открыто с ним спорила...

Тут же на ум пришел другой вопрос: какая муха укусила его самого? Не мог же он действительно переживать оттого, что на него перестали кричать, перестали обвинять во всех бедах мира?

Нет, конечно, нет! Что за безумие?

Впрочем, когда они подошли к его дому, одному из трех этажных зданий внутри крепости, Гуннар спросил, открыв перед Бианкой дверь:

- Ты в порядке?

Он заранее стиснул зубы и вжал в плечи шею, приготовившись к колкому объяснению, в каком именно она порядке, и кто в этом виноват.

Но Биа в ответ сказала лишь сухое:

- Да, - и прошла в теплый коридор.

Она сделала два шага, остановилась, чтобы дождаться Гуна и снова пропустить его вперед.

Девушка плотнее укуталась в серый платок, который он ей дал на лодке, и под которым она довольно ловко скрывала, что одета в один лишь банный халатик. Она наклонила голову, опустила взгляд.

Просто воплощенная скромность! Гуннар нахмурился, напрягся. Она точно что-то задумала. Как пить дать!

Это девица выжмет из него все соки. Ну ничего... Сейчас он быстро выведет ее на чистую воду!

Гун не намеревался больше давать ей спуску. Пока Эдвард договаривается с Майером о завершении сделки и возвращении его жены (предки, хоть бы в этом не было никаких проблем!), он не позволит Бии себя взволновать.

Она больше не заставит его себя ненавидеть.

Она больше не станет плодом его глупых, совершенно неуместных фантазий.

Он, как казалось, твердо это решил... Но вот они миновали короткий, неширокий коридор, с лишь парочкой дверей в кладовые и подсобные помещения. Вот они оказались в не таком внушительном, как в крепости, но все же в богато обставленном круглом зале с двойной парадной лестницей, камином, отделанным мрамором и лазуритом, гобеленами, старинным оружием на стенах, чучелами крупных зверей, на которых они с отцем ходили в те времена, когда в их семье еще не случилось несчастье. И лицо Бианки резко переменилось. Он увидел, как побелела гладкая кожа, как заблестели глаза, ни то от страха, ни то от ужасной усталости, а потом взгляд резко потух, стал даже не потерянным. Апатичным.

Это так не шло ей. Нет... Слово «не шло» не подходило, ведь, по правде, никому не идет страдание.

Это выражение безысходности казалось совершенно противоестественным ее энергичной натуре.

Гуннар почувствовал себя почти что убийцей. При чем изощренным, жестоким. Он высасывал из нее жизнь. Медленно, но безостановочно.

И он действительно только что собирался наброситься на нее? Давить на нее? Выяснять отношения? Предки! Он раздражался на Ларса за его незрелость, но сам продолжал мыслить, как эгоистичный мальчишка.

Конечно, Бианка и сама не всегда была права, но, в конце концов, она же еще совсем молода!

Гуннар и не заметил, как его засосало в водоворот мыслей, и они простояли посреди зала в полном молчании пару минут.

Биа продолжала обнимать саму себя, но сейчас как-то скукожилась, и стала выглядеть еще более маленькой и беззащитной.

Да за этими чудными пухлыми губками скрывался острый язык, но по факту, что она могла им добиться? Пару раз поставить похитителей на место, пару раз выпросить условия получше. И все. Она совершенно бессильна.

Гуну подумалось вдруг: наверное, для такой, как она, это самое ужасное чувство.

Сразу после этой мысли пришла другая. Он вспомнил, как пообещал себе, перешагнув порог своего дома, что больше не будет ненавидеть себя за содеянное, и больше не будет думать о Бианке.

Глядя теперь на хрупкую девушку с храбрым сердцем, которую раздирают сейчас на части страх и отчаяние, он решил, что должен себя ненавидеть и обязан думать о ней.

- Бианка... - Гун обратился к ней тихо, толком не зная, что именно хочет сказать, что нужно сказать, - Биа... Я могу так тебя называть?

Она вздрогнула, будто удивленная этим вопросом. Повела плечом и буркнула:

- Это всяко лучше, чем пиголица, селедка, глупая баба и твое коронное: «залог в сделке».

Гуннар стиснул губы. Да, это ему долго будут припоминать. Но и не надо было так настаивать на этом определении.

- Послушай... Я... Давай присядем, - Гун указал на небольшую деревянную скамью с бархатными подушками напротив камина.

Бии не очень хотелось сидеть с ним, тем более - разговаривать. Но она пленница в его доме, да и ноги у нее отчего-то стали ватными.

Ужасная усталость распространялась по всему ее телу, и девушка боялась, что она никогда уже не исчезнет.

Она