Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девушка сидит возле ванны, руку в воду опустила. Темные волосы, еще влажные… Стройная, молодая. Красивая спина, осанка, руки тонкие. На плече шрам. Она практически голая, кроме полотенца, ничего нет. Нетрудно понять, для чего я здесь. «Мила». Да, ее зовут Мила… Сам произношу имя, мы знакомы. Голос словно не мой. Я раздражен, злюсь. Но почему? «Ты все же пришел», – смеется она. Пронзительный смех, неестественный. Она играет со мной, а я, как глупый мальчишка, ведусь на эту игру…
Мозги кипят. Картинка начинает растворяться. Нет. Стоп. Я так и не увидел ее лица. Мне нужно узнать, кто эта женщина! Перед глазами темнеет. Тошнит, ноги ватные. Нужно взять себя в руки. Не хватало прямо здесь свалиться! Кажется, слишком поздно. Я уже на полу.
Сам не знаю, сколько пролежал в таком положении. Нужно подниматься. На бровях кровь, лоб разбил. Знатно шмякнулся. О край ванны – едва не убился. Нужно обработать рану и поесть. Черт побери, как же я хочу есть! В мини-баре, кроме алкоголя, ничего нет. На заказной еде долго не продержусь, денег не хватит, гостевой дом не из дешевых. Что ж, на бутербродах в институте выживали, придется вспомнить студенческие годы.
В голове Аленка всплыла. Совсем девочка, голубоглазая блондинка. Красивая до безумия, и я влюбился с первого взгляда. Весь поток завидовал, не понимал – с ее-то данными могла выбрать любого мажора. В Москве таких хватает. А она, глупая, полюбила бедного студента без гроша в кармане. У общаковской плиты каждый день стояла, не капризничала. Супчики, котлеты, каши. Спасла дурака от гастрита. Вытянул золотой билет, сам не верил, как мне так повезти могло. Я был счастлив, а вот была ли счастлива она? Она все для меня делала, пылинки сдувала. Всегда сытый, выглаженный, постиранный. Да и с сексом проблем никогда не было. Как я мог не ценить? Мало того, что семью не уберег, дочь не спас. Так еще и предал? Животные так не поступают. Сволочь последняя! Да и сейчас. Что я творю сейчас? Обещал, что с ее сынишкой ничего не случится, и подставил. Мальчонка первый под удар попадет.
Мельник сказала ждать ее, не выходить. В чем-то она права, риск, но я так не могу. Я должен поговорить с женой, должен убедить уехать из города. Сдаст, плевать. Верно поступит. В этот раз я не имею права их подвести.
Ноги сами несут в родной двор. Не обрадуется моему визиту. Афанасьев, должно быть, уже сообщил, что я сбежал. Точно сообщил. Патрульная машина у подъезда. Меня ждут. Следователь хорош, знает, что к жене пойду. Не думал, что к беглым психам в нашей стране столь пристальное внимание. Забавно даже, преступников так не ищут.
Женщина с коляской к подъезду направляется. Раньше ее здесь не видел, значит, новенькая, меня не знает. Поможет полицейских обойти. Меня ждут одного, на молодую пару, гуляющую с ребенком, внимания не обратят.
– Добрый день, – приветливо улыбаюсь, практически вплотную подхожу. Не пугается, решила, что живу здесь. Соседи редко знают друг друга в лицо. – Отличная погода сегодня. У нас с женой, когда дочка маленькая была, засыпала только на улице. Ни в какую дома уложить не могли. А ваш как?
– Добрый, мой тоже засыпает только на улице, замучилась уже, – качает головой.
– Давайте помогу, – практически не оставляя шансов, я перехватываю коляску, как только к пандусу подошли. Не сопротивляется. Заезд крутой, сэкономила управляющая компания. Аленка плакалась, тяжело было поднимать коляску, мы даже жалобу писали. Но, как видим, за столько лет ничего не изменилось, разве что ржавчина в виде элемента декора появилась.
– Спасибо большое, – улыбается. – Муж на работе, одной тяжело. Вы мне очень помогли.
– Всегда пожалуйста, – подмигиваю. Знала бы она, что это мне помощь нужна была от полиции прикрыться, ни за что бы не согласилась. – Хорошего вам дня.
Вызываю ей лифт, сам на лестничную площадку иду. Дальше лучше по одному, не стоит ей знать, на каком этаже выхожу. Высоко подниматься, пятнадцатый этаж. Раньше редко такие пешие восхождения устраивал. Зря, сейчас запыхался.
– Гриша. – Жена открывает дверь. Удивлена, расстроена. Глаза красные, опять плакала. – Заходи… Чай будешь?
– Нет, прости. – Останавливаю ее в прихожей, за руки беру. Дрожит. – У меня мало времени… Выслушай меня, хорошо?
– Зачем ты сбежал из больницы? – еле слышно произносит она. Не может говорить, слишком больно. – Павел Степанович говорил, что года будет достаточно, что ты сможешь выйти здоровым человеком… Почему, Гриша? Все было хорошо…
– Ален, я должен был так поступить. – Касаюсь ее щеки, мокрая. Слезы катятся. Не хочу видеть ее слез, не могу. – Я должен спасти Нику. Я пытался, честно пытался. Не выходит. Прости. Я не могу позволить, чтобы с этим ребенком случилось то же самое, что и с нашей дочерью.
– А как же мы? Ты мне обещал. – Каждое слово с трудом выдавливает. – Есть же полицейские, это их работа. Почему опять ты?
– Тебе с сыном нужно уехать. На какое-то время, лучше всего за границу. – Теперь говорить сложно уже мне. Еще не раз пожалею о своих словах. – Вячеслав тебя любит, как и Егора. Съездите в отпуск, отдохните. Он не откажет.
– Значит, теперь ты хочешь, чтобы мы были с Вячеславом?! Какой же ты придурок, Макаров! Зачем ты вообще появился в моей жизни! – Толкает в грудь. Злится, кулаками бьет. Комар и тот сильнее, это просто истерика. Обнимаю так, что шевельнуться не может. Успокаивается, жмется, у самой губы дрожат. – Мы расстались со Славой, я попросила его уйти.
– Из-за меня? – Глупый вопрос. Она каждый день ко мне в больницу приходила, мы даже планы начали строить. С опаской, поверхностные, и все же… Я подвел в очередной раз. – Он вернется, если ты попросишь.
– Я его не люблю. Ты совсем дурак? – Доверчиво, по-детски поднимает голубые глаза на меня. А я смотреть на нее не могу, стыдно до жути! – Я думала, что мы сможем… Что попробуем… Я…
– Алена. – Не хочу, чтобы она продолжала мучить себя. Бедная моя девочка, она не заслужила всего этого кошмара. – Я тебе изменил. Пять лет назад, до того, как пропала наша дочь. – Жена замерла, дышит прерывисто, глаза в пол. Не знает, что ответить. Извинения здесь не помогут. Да и к чему? Сам себя простить не смогу. – Вы должны уехать. Пожалуйста, Алена. Сделай это ради Егора. Прошу тебя.
– Хорошо, мы уедем. – Слезы вытерла, отстранилась, маска безразличия на красивом лице. Прежде я такого не видел. За эти годы ей пришлось научиться примерять различные образы: быть сильной женщиной, любить нелюбимых, врать окружающим о том, что все хорошо. Даже казаться счастливой ради сынишки, несмотря на пожирающую дыру в глубине души. – Роман Михайлович приезжал. У них появились какие-то улики. Тебя ищут не как сбежавшего из психиатрической больницы пациента, а как подозреваемого. Думаю, ты должен об этом знать.
– Аленка, я этого не делал, – мотаю головой. Ерунда выходит. Афанасьев совсем с катушек слетел, какие могут быть улики?
– Гриша, все очень серьезно. – Волнуется. Не представляю, что она пережила, когда следак к ней с такими вопросами пришел. – Тебе лучше вернуться в больницу. Найдем деньги на адвоката, в любом случае мы не чужие люди. То, что ты прячешься, все только усугубит.
– Он сказал, какие улики? – Это важно. Необходимо трезво оценить ситуацию. Возможно, Аленка права, мне стоит вернуться.
– Кукла фарфоровая с разбитой головой. Он показывал, спрашивал, видела ли я ее раньше. Гриш, она была в твоей палате, за вентиляционной решеткой, как и игрушка Люси. Они думают, что это ты.
– А ты? Ты так думаешь? – Смотрю ей в глаза, а она взгляд отводит. Не знает, что сказать. Любой бы засомневался. Но только не она. Не моя Аленка. Мне важно услышать от нее, что даже после всего, что я натворил,