столом, встала, подперев спинку стула. Внутри болезненно заныло.

– Любят не за что-то, а просто так, – сказала она тихо.

Бруно хмыкнул:

– О, какая ты у нас учёная, высшее образование, а такую ахинею несешь. А я вот думаю, что любят за что-то.

– Хотя бы за то, что я подарила тебе двух детей? – нехотя процедила Анита.

Бруно поднял обе руки к потолку и громко выпалил:

– Так в том-то и дело, какая из тебя мать! На прошлой неделе у Миши температура была, а ты что делала? Прикладывала какие-то компрессы… Температуру не сбивала, ребёнок мучился.

Анита засунула руки в карманы и сжала кулаки:

– Какой же сердобольный! А ничего не болит, когда ты Мишу по попе хлопаешь?

Бруно скрестил руки на груди:

– Я их воспитываю, чего не скажешь о тебе. Знаешь, Анита, когда я на тебе женился, думал, хоть матерью будешь хорошей. Но не получилось. Ни женой, ни матерью.

– Так зачем ты со мной живёшь? Давай разводиться, – прошипела она.

Бруно придвинулся к ней ближе, посмотрел на неё и тихо произнёс:

– Вот и я думаю, на что ты мне такая сдалась?

Анита отскочила назад и выкрикнула:

– Ну так вали, убирайся к чёрту! – Она толкнула стул.

Бруно придвинулся ещё ближе и чётко произнёс:

– Я у себя в доме, убирайся ты. А дети останутся со мной.

«У себя в доме?» «Дети останутся со мной?»

Внутри клокотала злость, она еле сдерживалась, ей хотелось вцепиться хоть во что-то, чтобы не разнести здесь всё к чёрту, она закусила нижнюю губу и ухватилась за край скатерти, как за якорь.

– Детям нужна мать, – отчеканила она.

– Нужна, если мать хорошая. – Бруно посмотрел на неё самым презрительным своим взглядом. – Я многое могу рассказать, например, что ты им антибиотики не даёшь, когда врач прописывает, а пичкаешь какой-то натуральной хернёй или что кормишь их плохо.

Бруно отрезал ещё один кусок салями и отправил его в рот.

– Понятно, откуда тебе пример брать? Ты же у нас сирота.

Анита замерла. Привычный с детства внутренний плач «мама, мамочка» отозвался резкой, невыносимой болью. Анита сжала край скатерти ещё сильней. Да что он себе позволяет! Злость просилась наружу, выливаясь горячей лавой. Она замычала на русском «ненавижу-у-у-у», дёрнула скатерть, пошарила по столу, чтобы взять хоть что-то, запустить этим в стену. Под рукой оказался нож, она схватила его и заорала:

– Только попробуй забрать у меня детей, я убью тебя, слышишь? – Её всю трясло. Руки Аниты дрожали, лицо пылало.

Бруно сделал несколько шагов назад, выставил ладони:

– Оу-у-у, успокойся, положи нож. Ты рехнулась совсем?

– Мама, – раздался Мишин голос, – я не могу заснуть.

Очнувшись, Анита отбросила нож в сторону.

Бруно подскочил к сыну:

– Идём, папа расскажет тебе сказку.

Он взял Мишу на руки и понёс в комнату.

Дрожащими руками Анита открыла шкафчик и достала оттуда бутылку вина, налила себе полстакана и выпила залпом. Со всей силы брякнула дверцу шкафчика, хлопнула по нему кулаком, опять открыла и выпила второй бокал.

Внутренняя дрожь постепенно унималась, дыхание стало прежним.

Она вышла на крыльцо, достала из тайника, отвалившегося кирпича возле двери, пачку с сигаретами, спички, зажгла сигарету дрожащей рукой и затянулась.

36

Сегодня на социальной работнице, обычно одетой в чёрное или серое, была яркая оранжевая блуза и яркие серёжки. Услышав про контракт, Анджела смерила Галю внимательным взглядом:

– Sei molto brava.

Галя расплылась в улыбке.

– Но, – Анджела поджала нижнюю губу, – я получила последний отчёт от структуры. Мне сказали, что ты обозвала воспитателя… – Выглядела она довольно растерянно. – Я была готова назначить тебе финальную экспертизу с психологом, но сейчас… даже не знаю, похоже, твоё состояние всё ещё не… – Анджела пыталась подобрать слова, – не совсем стабильно.

Галя хотела заорать матом, громко проскандировать, что эта сука Ребекка просто издевается, что она заставила её собирать копилку, а сейчас отказывается это признавать, что она, Галя, дико устала, она хочет нормальный дом, что Беатриче нужен стол, чтобы делать уроки, что им нужна собака… но вместо этого Галя, выдержав паузу, посчитала до десяти, вдохнула, выдохнула и спокойно, без эмоций, рассказала всё, как есть. И про копилку, и про то, как Ребекка вылила борщ, и про то, как их заставляют мыть туалеты, и про йогурты с просроченным сроком.

Анджела задумчиво качала головой и молчала. Галя смотрела на свои руки. Надо смыть лак и вообще перестать красить ногти. Совершенно бессмысленное занятие, а на этот модный нынче перманентный, тот, что держится три недели, у неё нет ни времени, ни денег.

Галя подняла глаза и тихо произнесла:

– Я не выдержала, понимаете? – В её голосе прозвучала мольба. – Я не могу больше позволять унижать себя… – Галя замолчала и тихо добавила: – Никому.

Анджела встала и подошла к Гале. Она села напротив и дотронулась своей тёплой ладонью до её руки:

– Знаешь, когда мы видим, что женщина готова идти дальше без нашей помощи?

Галя вопросительно посмотрела на Анджелу.

– Она готова, когда выходит из состояния жертвы.

Анджела встала и начала ходить по комнате.

Галя принялась соскребать лак с больших пальцев. Она сидела, втянув голову в плечи. Ей хотелось стать черепахой и медленно уползти. Она обозвала Ребекку, она всё испортила. Месяцы труда насмарку. День ото дня она складывала в копилку деньги. Но ведь права она, Галя. Ребекка не может просто так говорить ей: «Надеюсь, суд примет к сведению твои усилия и тебе оставят дочку».

– Оля только что была у меня. Она рассказала мне, что слышала ваш разговор с Ребеккой.

Внутри Гали всё встрепенулось, она посмотрела на Анджелу с надеждой.

– Выйти из состояния жертвы непросто, но если это удаётся, если женщина берёт ответственность за свою жизнь, то она готова.

Анджела дружески похлопала Галю по руке:

– Я думаю, совсем скоро ты сможешь обходиться без нас, – объявила она почти торжественно и искренне улыбнулась.

37

В субботу Анита устроила уборку, дети ушли в парк с Бруно. У подруг помощницы, а ей нравилось заботиться о доме самой.

Дом…

С 17 лет Анита жила в общежитии, потом, когда начала работать, снимала квартиру с подругой. Когда зарплату повысили, начала арендовать свою. К тёте Маше Анита приезжала каждые выходные, но жить не оставалась, не хотела нарушать тёти-Машин размеренный быт.

Своё собственное купленное жильё, родное гнездо, появилось у неё лишь с Бруно. Как она гордилась его покупкой! Дом записали на них двоих, и каждый месяц Анита исправно отдавала из