Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Никто не заберёт у меня ребёнка, – произнесла Галя твёрдо.
Ребекка хмыкнула.
– Посмотрим, – отрезала она.
Галя сжала кулаки.
«Учитесь трансформировать вашу злость… это мощная энергия…» Да все эти месяцы она её трансформировала. Она училась направлять её в полезное для себя русло. Она боролась с обстоятельствами, сжимала зубы, плевала на свою гордость и шла работать. Копила деньги, чтобы выйти. Поэтому эта сука не может говорить ей «будем теперь анализировать».
– Интересно, если в суде или где-то там узнают, – Галя медлила, словно набирая скорость, – что мы здесь туалеты драим… По-моему, это против правил. И продукты часто с истёкшим сроком годности.
Ребекка подскочила:
– Не смей мне угрожать! – выпалила она. – Иначе я в отчёте допишу, что ты вчера нарушила правила и пришла поздно. Ты здесь навечно останешься, ты слышишь? А может, и без ребёнка уйдёшь.
Галю охватила дрожь. Она представила, как берёт Ребекку за волосы и таскает по комнате. Та орёт, вырывается, потом Галя сжимает её волосы в кулак и бьёт головой о стол.
Пусть бы эта дрянь пожила в таком же месте. Пусть бы по вечерам она возвращалась не к мамочке с папочкой в свои уютные апартаменты есть свои грёбаные спагетти с домашним соусом, а сюда. Спала бы на сырых простынях, сама бы готовила и пусть бы батрачила как проклятая с утра до вечера, драила туалеты, мыла полы, разносила блюда. Стоит она, вся такая миниатюрная, с разноцветной брошкой. Аккуратная куколка. Как же она её ненавидит! Галя сжала кулаки. Никогда ещё она не была так близка к рукоприкладству. Даже с Адольфо. Но её, эту указывающую все месяцы, что делать, воспиталку, прямо сейчас она хотела уничтожить, растереть, растоптать.
Ещё чуть-чуть, и она бы реально это сделала. И это был бы конец. Для неё и дочки.
Вдруг в голове зашептали. Икона, лес, бабушка, многоголосие. Кто-то гладил её по голове, по плечам.
Галя выдохнула, выпрямила спину. Постепенно торнадо вылетело наружу. Она распрямила плечи и тихо произнесла:
– Sei una vera stronza («Ну ты и сволочь»), – взяла конверт и вышла из кухни.
У дверей стояла новенькая Оля и смотрела на Галю круглыми, как две пуговицы, глазами. В её взгляде промелькнуло не просто удивление, а искреннее восхищение.
* * *
Ребекка влетела в свою комнату и с грохотом треснула дверью. «Она у меня попляшет. Курица облезлая. Это же надо, такое имя, – Ребекка хмыкнула и раскрыла тетрадь. – Ты у меня пожалеешь». Она села и, высунув язык, начала писать. Они не знают, эти овечки, что именно её, Ребеккин отчёт, повлиял на то, что у Зины ребёнка отобрали. А нечего было грубить ей, нечего так смотреть на неё свысока.
Она-то думала, что эта Галина спокойная, послушная, а тут на тебе. Ну ничего, она подпортит ей жизнь. И она продолжила строчить.
«Недееспособная», «нестабильная», «не готова к адаптации», «кормит плохо ребёнка» – плясали по бумаге буквы.
Ребекка довольно посмотрела на записи, открыла ящик, достала оттуда фотографию. Он, она, яхта… Она посмотрела так несколько секунд и принялась разрывать фотографию на мелкие клочки.
Она рвала свои надежды, разрывала своё свадебное платье, своё венчание в церкви, свою квартиру с двумя детишками, отпуск на Сардинию каждый год, вот так, хватит уже думать о нём. Баста!
Когда от фотографии осталась горка клочков, Ребекка смела мусор в корзину, сорвала с пальца кольцо и отправила его туда же.
Потом встала, надела пальто, закрыла комнату на ключ и вышла.
35
Анита с детьми вернулись с прогулки.
– Дети, мойте руки. – Она помогла снять младшему куртку. Катя взяла Мишу за руку и повела в ванную.
На плите булькала вода, Бруно в полосатом фартуке хлопотал на кухне. Может, он пытается завоевать её прощение? По-настоящему, как хотела Анита. Она окинула кухню быстрым взглядом, но следов букета не наблюдалось.
Последнюю неделю они еле разговаривали. Сначала тот случай с ванной, после которого он вроде как пришёл к ней ночью, и она думала, что всё хорошо, но потом опять этот срыв на празднике.
Каждый день Бруно молча вставал, молча готовил кофе, потом молча уходил на работу. Анита терпеть не могла эти игры в молчанку.
– Что готовишь? – заглянула она в маленькую кастрюльку. Внутри пыхтел красный соус.
– Il sugo, – сказал Бруно деловито, – но добавил перцы.
В свой фирменный томатный соус Бруно добавлял перцы. Он вообще любил перцы во всех видах. Бруно любил и умел готовить, просто делал это крайне редко. С первого дня в их семье сложилось так, что готовила в основном Анита.
Это был один из тех редких вечеров, когда всё шло ровно: дети спокойно поели и пошли играть, Бруно с Анитой спокойно разговаривали и даже шутили, а когда Анита, уложив детей, вернулась на кухню, Бруно даже загрузил посудомоечную машину.
Он стоял спиной к холодильнику и задумчиво смотрел в телевизор.
– Ты знаешь, что мне позвонил муж Кристины, Франческо? Спросил: может, у нас проблемы? – Он повернулся к Аните и впился в неё тяжёлым взглядом.
Анита пожала плечами:
– И что, разве у нас нет проблем?
– Он не просто спросил, он пригрозил мне. Сказал, что если, мол, я позволю себе чего-то лишнего, то они тебя защитят. И сообщат, куда следует.
На скулах Бруно заиграли желваки.
– Я ненавижу, когда мне указывают, что делать, – прохрипел он.
Внутри Аниты зашевелилось плохое предчувствие. За семь лет совместной жизни она научилась понимать, когда разговор закончится ссорой. Похоже, это один из таких вечеров. Нарочитое спокойствие, готовка, странные вопросы.
– Ты знаешь, почему я на тебе женился? – Бруно достал из холодильника салями и начал медленно нарезать.
– Потому что влюбился? – пошутила Анита, нервно улыбнувшись.
Бруно отправил в рот кусок колбасы и ухмыльнулся:
– Мне стало тебя жалко.
В Анитиной груди похолодело.
– Это почему же? – нахмурилась она.
Бруно ковырнул пальцем во рту, достал застрявший кусок салями и посмотрел на неё.
– Жалко стало, понял, что никому ты не нужна. Вот и решил тебя подобрать.
Анита прищурилась: она не понимала, шутит он или говорит серьёзно.
Огонь можно погасить до того, как он вспыхнет.
В голове звучали слова йогини.
– Ты чего сегодня такой? День не удался? Опять проблемы с начальником?
Вот. Молодец, Анита. Покажи, что ты заботливая жена.
Бруно нервно дёрнул плечами:
– Да всё нормально, решил наконец-то тебе правду рассказать. Вот как ты думаешь, за что тебя можно любить?
Анита, всё это время сидевшая за