делает «наивное лицо — одно из своих любимых и сильнодействующих», в других — может быть жесткой («С мужиком чем жестче, тем лучше. Мордой об стол», — думает она). Иногда же вдруг, «ни с того ни с сего», она испытывает к человеку жалость: «Со Светиком такое бывает». Несомненно способная, разбирающаяся в психологии людей своего окружения, умело использующая свои физические данные, героиня вызывает у читателя смешанные чувства — иронии, расположенности и даже восхищения и сочувствия, несмотря на ее плутоватость, нахрапистость и постоянную игру, которую она ведет в жизни. Симпатия к ней еще в большей мере возрастает после того, как шайка книжных спекулянтов, в которую она входит, оказывается разоблаченной, а Светик, хотя имеет возможность уехать и скрыться, идет с повинной в милицию[103].

Так героиня, носящая имя Светлана, становится представительницей новой, сниженной среды, в которой она выросла и которой она принадлежит. Перемена в отношении к этому имени, очевидное падение его социального и культурного статуса не могут быть объяснены только невероятной его «растиражированностью». Ведь наряду со Светланой в середине XX века был и ряд других не менее популярных имен. С ними, однако, этого не произошло. Ни Татьяна, ни Ольга, ни Елена, несмотря на значительное уменьшение количества новорожденных, называемых в настоящее время этими именами, не пережили той метаморфозы, которую пережила Светлана. Происходящие в обществе антропонимические процессы порою труднообъяснимы, однако позволю себе высказать предположение, что причиной почти катастрофического падения престижности имени Светлана к концу XX века (наряду с широчайшей его распространенностью) могла стать искусственность его происхождения, что порождало отношение к нему как к имени придуманному, а потому — «ненастоящему». Та самая «литературность», которая на первых порах ощущалась как поэтичность, возвышенность, начала восприниматься как претенциозность и безвкусица. Ведь, скорее всего, именно Светлана послужила моделью для ряда других «изысканных» и претенциозных имен, ставших модными в последние десятилетия, — Снежана, Цветана, Дарина и пр.[104]

«Ее всегда почему-то звали Светкой»

Изучение состава женских имен в массовой словесной продукции конца ХХ века обнаруживает наличие вполне определенных качеств, приписываемых Светам/Светкам, что позволяет говорить о формировании нового имени-типажа. «Милая Светлана», поэтическое создание Жуковского, оказывается почти полностью вытесненной необразованной, вульгарной, озабоченной своим успехом у противоположного пола Светой/Светкой. Произошедшая смена социокультурного статуса имени Светлана и почти полное забвение его культурно-исторического контекста сказались на трактовке образа Светы/Светки, на его стилистических потенциях. Это молодая девушка или женщина, родившаяся в пору, когда начался спад популярности имени Светлана, в так называемой «неблагополучной» семье. Она малообразованна и некультурна, ее интересы ограничиваются сугубо материальной сферой. Героиню эту обычно кличут Светой или (едва ли не чаще) — Светкой. Приведу ряд примеров.

В вышедшей в начале 1990‐х годов книжке Павла Туманова «Светка-каучук (Похождения бродячей артистки)» о героине, выросшей «на такой жуткой окраине, что ее традиционно выбирали для поселения отбросы общества», сказано: «Ее всегда почему-то звали Светкой». Вся Светкина жизнь сводится к поездкам по стране с цирковой труппой и к случайным связям с мужчинами. В этом и состоит, по мнению персонажей повести, ее счастье: «Для Светки мужик — смысл жизни. Если она не переспит с кем-то, считай, день вычеркнут из ее жизни. Ей ведь ничего больше не надо» [335, 15].

Вульгарность и сексапильность Светы/Светки зачастую проявляются в ней сами собой и уже в школьные годы ощущаются окружающими как отличительные ее черты. В рассказе Марии Голованивской «Разговор» (1994) героиня пристрастно рассуждает:

До чего же все-таки иногда мужчины любят вульгарных женщин. <…> Я имею в виду, что, ну вот в школе, например, сначала все влюбляются в какую-нибудь бестелесную Свету, с прозрачными глазами, малокровную, все ходят за ней табуном, потеют от напряжения, на кого посмотрит, с кем заговорит… [87, 325].

В «современной сказке» Петра Алешковского «Отец и дочь» (1995) речь идет о художнике и его маленькой дочери Катюше, которые летом живут за городом в монастырской мастерской. По вечерам Катюшин папа уходит и запирает дочку, «чтоб не застукала», потому что «ночует он у Светки». Однако Катюша и так знает, что папа ее «ходит к Светке, к суке поганой», что он «в открытую» гуляет «со Светкой», что «у него со Светкой сын». В этом небольшом тексте имя Светка встречается многократно, склоняясь во всех падежах. Иначе ее никто не называет, и даже Катюша думает о ней как о Светке [3, 31–35].

Характерный вариант образа Светки представлен в «семейном альбоме» С. Е. Каледина «Коридор» (1999), где описывается история жильцов нескольких квартир, выходящих в длинный коридор, одного из домов в центре Москвы. Освободившуюся квартиру здесь получает молодая женщина, судя по всему, прибывшая из провинции, из бойких «лимитчиц», которую соседи сразу же начинают звать Светкой. На момент вселения у Светки на руках было трое детей от разных мужчин. Четвертого она родила «от молоденького летчика, служившего под Москвой. Она приперла его к стенке и пообещала испоганить карьеру, если он не оформит отцовство». В конце концов мальчику была дана фамилия отца, за что Светка благосклонно разрешила летчику «навещать» ее. Пятого ребенка ей также удалось сделать законным.

Все жильцы коридора называют Светку проституткой, а старухи-соседки постоянно доносят на нее в милицию за то, что она «водит к себе мужиков». К тому же она регулярно «подворовывает» у соседей. Единственный человек, который, несмотря ни на что, относится к Светке с сочувствием, — это пожилая интеллигентная женщина Липа, которая обращается к ней только как к Светлане и тщетно занимается ее воспитанием. Увидев у Светки на шее синяк, Липа говорит: «Светлана, должна тебе сказать как женщина женщине: в шею целуют только проституток», на что Светка беззаботно отвечает: «Да Колька такой дурак, я прям не знаю…» «Почему ты до сих пор не вставишь себе передний зуб? Надо серьезнее, Светлана. Ты — мать. Тебе надо замуж!» — поучает Липа Светку; но та в ответ только смеется и говорит пошлости: «Давайте <…> я за вашего Ромочку выйду!»[105]

Шаржированный образ Светки представлен в фантастической порнографической повести Валерия Сегаля «Счастливый человек Светка Иванова» (1998). Не решаюсь пересказывать это произведение и приводить из него цитаты; отмечу только, что его героиня, проявив находчивость и неслыханный героизм, сама «выращивает» у героя-рассказчика пенис нужной для себя величины и с тех пор живет счастливой и удовлетворенной [см.: 386].

Отличительные свойства образа Светы/Светки обыгрываются в пародийных текстах, что свидетельствует о том, что за этим именем в массовой культуре закрепился определенный социальный и психологический