Когда она была возле него, его страхи отступали, прятались, бежали прочь.

В ее глазах было столько тепла и ласки!

– Ваша матушка считает, что сегодня за обедом вы смотрелись очень хорошо.

– А-а, потому что на мне был килт.

– Ну да. Хотя мне думается, что вы хорошо смотритесь и без него.

Лахлан совершенно смешался. В нем вдруг столько всего проснулось, ожили давно запрещенные себе надежды, забегали какие-то несерьезные, озорные мысли.

– Вы правда так думаете?

– Правда.

– У меня был мужественный вид? – Он дразнил ее, вызывал на обмен колкостями. Такая перемена в его настроении не могла не радовать его самого.

Но когда Лана бросила на него исполненный скрытой жажды, нетерпения и страсти взгляд, от его игривого настроения моментально не осталось и следа. В его горле сразу пересохло от волнения. Теплая ночь, игравший прядями ее волос и доносивший до него ее аромат морской ветерок, огоньки в ее глазах – все вместе пробудило в нем желание забыть обо всем и отдаться мимолетному счастью, стать таким, каким ему никогда не суждено быть… и поцеловать ее.

Он буквально сгорал от охватившего его желания.

И он его исполнил.

Хотя это было глупо, более того, нечестно по отношению к девушке и неблагоразумно.

Лахлан медленно, чтобы не напугать ее, наклонился, мягко обнял рукой за шею и прижался к ее рту губами.

Это было божественно! Она была сама нежность и податливость. Ее губы затрепетали, отзываясь на его движения.

Возбуждение нарастало, страсть разгоралась.

Лана тихо застонала, и этот манящий, низкий звук распалил его еще сильнее, благоразумие окончательно его покинуло. Лахлан жадно впился в ее рот, просовывая язык глубже и как бы смакуя аромат ее дыхания. Она прильнула к нему плотнее, обдав жаром своего тела, и его бросило в дрожь. Ее груди, такие мягкие и упругие, прижались к его груди. Его голова закружилась, по телу пробежала дрожь, им полностью овладела страсть.

Пора было прекращать нараставшее безумство. Надо было остановиться. Продолжать было опасно.

Слишком велики были ставки.

А он не мог пойти на обман.

Лахлан медленно отстранился от девушки, освобождаясь от ее чар, хотя по всему было видно, как она жаждет продолжения. Он удерживал ее руку в своей до тех пор, пока не стало ясно, что их общее волнение, наконец, улеглось.

Лана лукаво взглянула на него, вздохнула и улыбнулась:

– Это было прекрасно.

– Да, прекрасно.

– Настоящий шотландец сказал бы: «Ха, какой пр-рекрасный поцелуй». – Она выжидательно смотрела на него.

– Гм… Ха, какой пр-рекрасный поцелуй, – повторил за ней Лахлан.

– Вы делаете успехи. – Лана ласково провела ладонью по его щеке.

Не выдержав, он опять поцеловал ее в губы, затем в нос и в лоб. Черт, его так и тянуло продолжать целовать ее дальше! Лахлан склонил голову ей на плечо.

– Нам не стоит этим заниматься, – прошептал он, искоса поглядывая на нее.

– Почему же? – искренне удивилась Лана. – Ведь это всего-навсего поцелуй.

Да, всего-навсего поцелуй, а ему так хотелось большего!

– Не пора ли нам спуститься вниз, здесь становится прохладно.

– Мне нисколько не холодно, – быстро возразила она, призывно улыбаясь.

Боже, на что она намекает?

Раньше Лахлан без особого труда уходил от расставленных женщинами сетей и ловушек, но на этот раз, похоже, попался. Она была не столько девушкой, сколько сладкоголосой сиреной, против песен которой невозможно было устоять. Он хотел ее. Он хотел ее, как никакую другую женщину, которая встречалась на его пути.

От одной мысли – взять и просто уйти – ему становилось плохо. По всему было видно, что она готова позволить ему сделать с ней все, что ему будет угодно.

Но ему все-таки надо уйти. В его жизни нет места ни для одной женщины, нет места для любви. Нельзя подвергать ее опасности, ее сближение с ним может для нее плохо окончиться.

Когда Лана наклонилась к нему и ее соблазнительные губы оказались в опасной близости, он схватил ее за плечи, удерживая на расстоянии от себя.

– Мисс Даунрей…

– Для вас Лана.

– Не понял?

– Лахлан, называйте меня Лана.

Несмотря на все его сопротивление, их сближение происходило с головокружительной быстротой.

– Нам нельзя забываться. – Он поспешно вскочил с места, из последних сил удерживая себя от опрометчивого шага. – Большое вам спасибо. Беседа с вами принесла мне успокоение, что было очень кстати.

– И вам спасибо за поцелуй, – отозвалась Лана и улыбнулась. – Он тоже меня успокоил.

Их взгляды встретились, и Лахлан опять растерялся. Им опять овладело прежнее возбуждение. Искушение было велико, она выглядела такой соблазнительной, такой доступной.

Нет, следовало выбросить из головы все глупости и как можно скорее отсюда уйти. Нельзя ее слушать, а то он может поддаться соблазну и действительно начать снова ее «успокаивать». Но на этом его мучения не кончились. Пришлось провожать ее до замка, целовать ей на прощание руку и ждать, пока она не скроется в коридоре, ведущем в западное крыло замка, тогда как ему надо было в восточное. Шагая к себе, Лахлан с горькой усмешкой повторял про себя одно и то же: нет, встреча с ней не принесла ему успокоения.

Скорее наоборот.

Вряд ли он теперь уснет. Только его будут мучить не привидения, а…

Он хотел ее!

Лана сидела на окне с Неридом на коленях и смотрела на разгоравшуюся на востоке зарницу. После их встречи она так и не сомкнула глаз. Проснувшись посреди ночи, влекомая необъяснимым предчувствием, она пошла на стену.

Она вспоминала и вспоминала их поцелуй, такой сладкий, такой нежный, можно сказать, идеальный. Он пробудил в ее душе столько ощущений и эмоций, что трудно было во всем этом разобраться. Никогда и никто так ее не целовал. Ни один мужчина.

Когда она увидела Лахлана одетым в килт, в ней поднялась целая буря чувств. Хотя Лана не забывала о том, что должна помочь ему переменить свое отношение к вопросу огораживаний, но теперь не это было главным. За ее стремлением ему помочь уже скрывалось нечто большее, у нее почти не было сомнений: ей суждено быть вместе с ним.

Пусть он был герцогом, а она по положению находилась гораздо ниже его, поцелуй стер между ними все различия.

Он хотел ее, и это все в корне меняло.

Мужчина, если им не владеет безумное желание, так не целует. Он не держит в своих объятиях женщину так страстно и не уходит от нее с такой явной неохотой.