Лахлан опешил, он не верил собственным глазам: мужчина ударил леди. Раньше он не только не видел, но даже не мог представить себе ничего подобного.

Мерзавца, ударившего леди Даннет, невозможно было ни понять, ни простить. Нельзя было позволить, чтобы это так просто сошло ему с рук. Он должен был поплатиться за свою жестокость.

Лахлан выхватил шпагу почти одновременно с Даннетом. Побагровевший от гнева Даннет заорал так, что можно было оглохнуть:

– Я убью тебя за это, ублюдок!

Поняв, что дело приняло опасный оборот, негодяи тоже поспешно вынули мечи.

Ага, прекрасно. Шесть против двоих. Лахлан даже обрадовался предстоящей схватке.

Он вопросительно посмотрел на Даннета:

– Ну что, нападем на них?

Даннет кивнул, и они вдвоем бросились на шестерых.

Лахлан долго не брал шпагу. После длительного перерыва снова ощутив в своих руках оружие, он буквально был опьянен желанием сражаться и побеждать. От предвкушения неизбежного поединка он весь дрожал. Негодяи без совести и чести, ради забавы сжигавшие дома, должны были понести заслуженное наказание. Их надо было как следует проучить, преподать им жестокий урок, чтобы они надолго его запомнили.

Столкновение вышло яростным, клинки громко и звонко зазвенели, противники и с той и с другой стороны не были настроены шутить. Лахлан размахивал шпагой, отражая сыпавшиеся на него удары, нанося в ответ не менее опасные и делая безумно быстрые, ловкие выпады. Весь лондонский лоск и светские манеры слетели с него в мгновение ока, он сражался, как варвар, яростно и жестоко, как, наверное, и полагалось биться настоящему шотландцу.

Невероятно, но вдвоем с Даннетом они почти прижали мерзавцев к горевшему дому. Четверо из них, те, что стояли ближе к лесу, поняв, что их положение хуже некуда, испуганно переглянулись и бросились наутек.

Увидев их трусливый побег, Даннет заревел от ярости и досады. Как вдруг из горевшей лачуги донесся слабый жалобный крик – кто-то просил о помощи. На миг Лахлан и Даннет опешили. Неужели внутри остались люди? Но не успели они понять, что следует делать в изменившейся ситуации, как леди Даннет стремительно бросилась внутрь лачуги, прямо в огонь.

– Вы сможете сдержать этих двоих? – закричал Даннет, отступая поближе к хижине.

– О, можете за меня не волноваться, – быстро ответил Лахлан, делая яростный выпад и вынуждая противника испуганно пятиться назад.

Поняв, что за Лахлана и правда не стоит волноваться, Даннет ринулся следом за женой.

Безумный и опрометчивый поступок четы Даннет не мог не вызвать у Лахлана страха за жизнь их обоих. Но страх тут же сменила ярость. Если Даннеты погибнут в огне, он будет беспощаден к этим двум мерзавцам.

Лахлан нанес несколько молниеносных ударов, задев руку одного и грудь другого. Своего рода предупреждение. Раньше ему не доводилось убивать, но сейчас Лахлан чувствовал, что вполне способен на убийство.

Как только его противники поняли, что они ранены и их дела совсем плохи, хуже некуда, они побросали оружие и налегке бросились в лес. Едва они скрылись за ближайшими деревьями, как из хижины выскочил Даннет, держа на руках старую женщину, за ним по пятам шла его жена. А меньше чем через несколько секунд крыша со страшным грохотом провалилась, и во все стороны полетели горящие искры и остатки соломы.

Стоявший с опущенной шпагой Лахлан вздохнул с откровенным облегчением. Все закончилось благополучно, особенно для спасенной старухи; никто не пострадал, если не считать опаленных пламенем волос Ханны.

И тут, к удивлению Лахлана, Ханна яростно набросилась на мужа, упрекая его в безрассудстве и легкомыслии. Он стоял, раскрыв рот от изумления, слушая, как из ее рта непрерывным потоком льются попреки и обвинения. Сцена была не только забавной, но и трогательной.

Было понятно, чем вызван этот взрыв возмущения. Ханна смертельно испугалась за жизнь мужа, а он, внешне грубоватый и замкнутый, но, как оказалось, умеющий тонко чувствовать женские душевные переживания, молча стоял под ливнем ее упреков, терпеливо ожидая, когда она успокоится.

Было видно, как глубоко Даннеты любят и понимают друг друга. Лахлану даже стало завидно.

В его сознании промелькнула мысль о Лане, что он может быть точно так же счастлив с ней, как Александр с Ханной. Но он проклят. К сожалению, у него нет будущего. Нет, он ни за что не станет портить жизнь этой прекрасной, юной девушке! А огораживания?! Как сильно он заблуждался на этот счет!

Мысли его спутались.

Он был не прав.

Собственная неправота очень его расстроила.

Понятно, почему Даннет так настаивал на этой поездке. Мысленно перебрав все, что он успел увидеть сегодня днем – брошенную деревню, сожженные поля, сгоревшую на его глазах хижину, – Лахлан задумчиво уставился в землю.

Он вспомнил, как один из поджигателей бросил на крышу дома горящую головню, вероятно, зная о том, что в доме кто-то есть.

Эти люди выполняли его указания. Если бы в огне пожара погибли старуха, а вместе с ней Александр и Ханна, то их смерть была бы на его совести.

Ему стало совершенно ясно: Даннет прав, огораживания – явное зло, даже хуже – откровенная мерзость.

Он вдруг устыдился. Тяжкая ноша его проклятия – это ничто по сравнению с тем злом, которое несли огораживания. Если не отменить приказ, то людей будут сгонять с земли, они погибнут от голода и лишений. И даже умирать.

Если огораживания будут продолжены, то какую память он оставит после себя?

Если все так и оставить, то он будет последним негодяем, которому нет прощения. Ему представилось, как он бредет по пустой, безлюдной дороге, уходящей в небытие, осыпаемый неслышными проклятиями, посылаемыми теми, кого он согнал с их земель. Нет, он не собирался восстанавливать замок Кейтнесс такой ценой, даже ради спасения душ своих умерших родителей и всех остальных предков. После него не останется потомков, которые будут бранить его за невыполненное обещание, зато останутся люди, много людей, которые будут поминать его недобрым словом за все причиненное им зло. Каким жадным эгоистом он войдет в историю Шотландии! И все из-за денег!

Да, деньги ему были очень нужны. Но он уже не был готов ради них пойти на такое преступление, как огораживания.

Всю обратную дорогу Лахлан молчал, напряженно размышляя об одном и том же. Подъезжая к замку, он уже знал, что намерен делать. Решение созрело: он откажется от своего плана.

И как только решение было принято, на душе у него сразу стало легче и спокойнее. Значит, он сделал правильный выбор.

Въехав на двор замка, Даннет передал спасенную старуху подбежавшим слугам. Путешественники спешились и все вместе направились к главному входу. В вестибюле их встретила Лана. Как всегда, от одного ее вида на душе у Лахлана стало светло и радостно.