– В Москве.

– Но там тоже мерзкий климат.

– А вообще-то я хотела бы жить где-нибудь у моря, толькоу теплого. Но это уже совсем на старости лет.

– Пошли к Неве!

– Зачем?

– Люблю Неву. В ней какая-то совсем особенная вода,необычайно красивая, вы не замечали?

– Замечала. Однажды даже сказала об этом, а меняподняли на смех.

Они шли, а ветер швырял им в лицо хлопья мокрого снега.Свернули за угол и едва удержались на ногах – это дуло с Невы.

– Нет, туда нельзя, снесет, – сказал он, и ониповернули в другую сторону. Снег все валил. Они остановились и снова началицеловаться. Кто-то на них наткнулся и проворчал:

– Совсем одурели от этого сексу!

Они рассмеялись.

– Я хочу курить! – простонала Ангелина.

– Тогда надо куда-то зайти, иначе сигарета вмигразмокнет.

И они зашли в бар, попавшийся им на пути. Там было полутемнои малолюдно.

Когда стряхнули снег, разделись и сели за столик, он вдругувидел, что перед ним сидит совершенно другая женщина. Почти неузнаваемая. Кудадевалась прежняя Ангелина? Эта была молодой, веселой, красивой. Что с бабамиделает любовь, подумал он. Неужто она меня все-таки любит? Нет, это не то…Просто она сбросила с себя груз забот, позволила себе нечто из ряда вонвыходящее, а рядом мужик, который ей конечно же нравится, только и всего.Никакой любви просто по определению быть не может. И не надо, ради всегосвятого, не надо любви!

Он уже испугался, вдруг поняла Ангелина. Ну и черт с ним, ноон как будто снял с меня какое-то заклятье. Он назвал меня кулемой, и я ощутилавдруг, что я живая, что я женщина, что у меня в жизни что-то может быть… Не сним, конечно, он принадлежит другой, молоденькой, а я… мне скоро сорок…

В этот момент дверь открылась, вошел мужчина. И принялсянеистово топать ногами, стряхивая снег. Что-то в его облике показалось ейзнакомым. Она вгляделась, и ей стало не по себе. Это был лже-Стрешнев!Собственной персоной. Неприятно засосало под ложечкой. Он что, следит за мной?Настоящий Стрешнев сказал, что это все чепуха, что он его вроде бы знает…

– Что с вами, Геля?

– Нет, ничего, я просто устала.

– Надо выпить крепкого кофе! Я сейчас принесу.

Между тем лже-Стрешнев то ли действительно ее не замечал, толи так искусно притворялся. Он сел за столик спиной к ним и ни разу даже неоглянулся. Профессионал высокого класса! Конечно, настоящий Стрешнев его знает,небось коллеги. Хотя все-таки странно, зачем этому называться именем того? Бредкакой-то! Но все равно ужасно неприятно. Он что, неотступно следует за мной? Ив самолете летел, а я не заметила? Но что его не было в том ресторанчике, этоточно… Но тогда не валил снег и он ждал на улице, а сейчас не выдержал… Однакозачем ему за мной следить? Конкуренты наняли? Но в моем случае подобная слежкапросто абсурдна. Налоговая полиция? Бред. Не те у меня обороты. Тогда что? Аможет, кто-то меня оклеветал, и теперь меня в чем-то подозревают? И все равно, дажеесли допустить такую чушь, то зачем этому типу называться именем Стрешнева?

– Геля! Геля, – тихонько тормошил ее Федор. –Что стряслось?

– Я хочу уйти отсюда.

– Почему?

– Потом объясню. Знаете что, только давайте выйдемтихонько, не привлекая внимания.

Очутившись на улице, она сказала:

– Отойдем за угол и подождем несколько минут.

– Да в чем дело?

– Я хочу посмотреть, не пойдет ли за нами один тип.

– Вы что, хвост за собой обнаружили?

– Не знаю, вот и хочу проверить.

– Ничего себе!

Они простояли минут десять, но из бара за это время никто невыходил.

– Фу, кажется, пронесло. Идемте.

– Вы можете объяснить, в чем дело?

– Объяснить – нет, сама ничего не понимаю, а рассказатьпопытаюсь, вдруг вы что-то поймете. Но тут такой ветрище. Федя, поехали навокзал. Авось попадем на какой-нибудь поезд.

– Хорошо, – не стал препираться он.

Им повезло опять, нашлись места в сидячем поезде, которыйприходит в Москву глубокой ночью.

Когда они наконец уселись рядышком, Ангелина все емурассказала.

– Вы убеждены, что в баре был тот самый человек?

– Абсолютно!

– И полагаете, что он следил за вами?

– Не знаю, но что еще я могла подумать?

– А хотите, я завтра пойду к настоящему Стрешневу?

– Зачем?

– Как – зачем? Разве можно это так оставлять? И вообще,пусть знает, что за вас есть кому заступиться, что это за дела, «небеспокойтесь, мадам», и все! Возмутительно!

Она посмотрела на него с таким удивлением, что он и самудивился.

– Вы действительно готовы пойти к этому Стрешневу?

– Конечно, в чем проблема? Может, мне он хоть что-тообъяснит. Вы все-таки и вправду кулема, как можно было не настоять на более илименее внятном объяснении? Одно совершенно ясно. Стрешнев по фотороботу кого-тоопознал. Вы фоторобот при нем составляли?

– Нет, – покачала головой Ангелина. – Номожет, все-таки тот тип случайно оказался в баре?

– В баре – возможно, но к вам-то он под чужим именемявлялся отнюдь не случайно. И мне это не нравится. Вы говорите, он настаивал,чтобы вы подали заявление?

– Ну да.

– Вот это странно. Ведь если бы вы все-таки егопослушали, то вполне могли обнаружить, что он не тот, за кого себя выдает. Хотяон, вероятно, настаивал, так сказать, превентивно.

– То есть?

– Он каким-то образом узнал, что с вами случилось, ииспугался, что вы пойдете в милицию и обман откроется, заявился к вам в расчетена то, что вы напишете заявление под его нажимом и ему же и отдадите.

– Возможно, однако, если бы я написала заявление, товполне могла бы поинтересоваться его продвижением или как там это называется.

– Ну тут, вероятно, психологический расчет. Вы нехотели писать заявление, не верили, что это приведет хоть к каким-торезультатам, а значит, вряд ли стали бы интересоваться.

– Господи, ну зачем все это?

– Мало ли… В наше время всякое бывает. Может, кто-то…Хотя нет смысла строить предположения. Я завтра же пойду в милицию и всевыясню.

– Но этот Стрешнев может отказаться что-либо вамобъяснять.

– Тогда я найду на него управу. У Дуськиного мужа естьдядя, он милицейский чин. На худой конец обратимся к нему.