И вот в 1846 году губернатор острова решил по поводу днярождения королевы Виктории выпустить памятные почтовые марки. Тем самым онхотел убить сразу двух зайцев — почтить обожаемую королеву и обеспечить своепочтовое ведомство знаками почтовой оплаты, в которых ощущался недостаток.

На всем острове нашелся единственный человек, который могвыполнить такую работу — ювелир и гравер Йозеф Бернард. Именно ему и поручилпочтмейстер Браунриг изготовить клише для двух марок — достоинством в один пенсдля внутренней корреспонденции и в два пенса для заграничных писем.

Ювелир оказался человеком рассеянным и неторопливым. Онпочти год гравировал портрет королевы для заказанных марок. Ведь портреткоролевы — работа серьезная и ответственная, спешка в таком деле недопустима.Когда наконец эта важная работа подошла к концу и оставалось выгравироватьтолько номинал и обычный текст, он то ли от рассеянности, то ли спьяну вместотрадиционной надписи «Post paid», что значит «почтовый сбор оплачен», вывелнадпись «Post office», то есть «почтовая контора». Возможно, его сбила с толкувывеска почтовой конторы, которую он постоянно видел из своего окна.

Так или иначе, но рассеянность ювелира обеспечила емупочетное место в истории филателии.

Закончив изготовление клише, рассеянный ювелир отпечатал снего семьсот марок на бумаге двух цветов — голубоватой и светло-оранжевой — иотнес свое изделие заказчику.

Почтмейстер, увидев марки со странной надпечаткой, пришел вужас. Но делать было нечего — марки были срочно нужны для функционированияостровной почты. Тогда он распорядился допечатать еще триста марок для круглогосчета, и тысяча марок с ошибкой отправилась в путешествие по всему миру.

Конечно, большая часть этих марок была вскоре безвозвратноутеряна, сгорела в печах и каминах адресатов или отправилась на свалку, и когдав Англии, а затем и во всем цивилизованном мире возникла мода наколлекционирование почтовых редкостей, в особенности же — марок с различнымиошибками и опечатками, изделия рассеянного гравера Йозефа Бернарда оказалисьодними из самых редких, а потому и самых ценных марок в мире.

Среди филателистов они получили название соответственно«Голубой Маврикий» и «Розовый Маврикий» (розовыми называют те марки, которые вдействительности отпечатаны на блекло-оранжевой бумаге).

Всего к началу двадцатого века сохранилось двадцать пятьмарок: тринадцать голубых и двенадцать розовых.

Еще в начале шестидесятых годов комплект из двух хорошосохранившихся марок — голубой и розовой — был продан на аукционе за семьдесяттысяч долларов, уже в восьмидесятые годы за такой же комплект заплатиличетверть миллиона, к нашему времени цена этих марок выросла еще в несколькораз.

Вот такая история… — закончил Станислав свойисторический экскурс.

— Вы мне прочитали очень интересную лекцию. Такиелекции по воскресеньям в клубах для пенсионеров можно читать, — проговорилМаркиз, когда филателист замолчал, — огромный успех обеспечен. Но я вас непро историю этих марок спрашивал. Я вас спрашивал про то, какое отношениеимеете к «Розовому Маврикию» вы сами и этот мануальный терапевт с криминальныминаклонностями. И не надо мне голову морочить! Если бы не я, лежать бы вамсейчас со сломанной шеей…

— Ну ладно, — Станислав вздохнул, — дело втом, что один «Розовый Маврикий» есть в нашем городе. У очень достойногочеловека… не чета этим наглецам из филателистического клуба! Настоящий знаток ибольшая знаменитость!

— Кто такой? — осведомился Маркиз.

— Вячеслав Леонардович Томашевский.

— Что, тот самый? Знаменитый дирижер?

— Именно. — Филателист кивнул. — Причем унего не простой «Маврикий», а единственный в своем роде: у него изначально нехватает двух зубчиков по верхнему краю. То есть это не повреждение марки впроцессе хранения, а брак изготовления. А такие марки ценятся еще выше. Так чтоэтот «Маврикий» — самый дорогой в мире. Он так и называется — «Розовый МаврикийТомашевского». И я эту марку один раз держал вот в этих самых руках!

Станислав замолчал, чтобы Маркиз смог по достоинству оценитьего слова, и окинул собеседника горделивым взглядом.

— И вот два дня назад пришла ко мне одна дамочка ипопросила оценить марку. Заплатила мне за консультацию, между прочим, хорошиеденьги. И выложила на стол…

— «Маврикия Томашевского»? — выпалил Маркиз.

— Именно так я сначала и подумал! — усмехнулсяфилателист. — Вроде та самая марка. Рисунок, надпечатка, двух зубцов нехватает… У меня прямо руки затряслись. Думаю, второй раз в жизни такую редкостьвижу! Однако я никогда с заключением не тороплюсь. Взял пинцет, увеличительноестекло, пригляделся к марке и понял, что это подделка. Фальшак.

— Что же вас навело на эту мысль?

— Во-первых — бумага. Она, конечно, старая, не меньшеполутора веков, но чуть-чуть толще, чем должна быть. Обычному человеку разницуни за что не заметить, но я же филателист, коллекционер! У меня пальцы точнеелюбого прибора! И кроме того — цвет. — Станислав сделал паузу, чтобызаинтриговать собеседника, и продолжил: — С лицевой стороны цвет такой, каким идолжен быть у настоящего «Розового Маврикия», — бледно-оранжевый. Но сизнанки он немного другого оттенка. Можно сказать, действительно розовый. Ну,тут я, понятное дело, немного успокоился…

— Успокоились? — удивленно переспросил Маркиз.

— А ты как думаешь? Я ведь, когда эту марку увидел, чтоподумал? Что ее у Вячеслава Леонардовича украли… и это в лучшем случае. Ведь затакую баснословную ценность они его запросто и угробить могли!..

— Они? — перебил собеседника Леня.

— Ну да… дамочка и этот… чебурашка ушастый! —Станислав покосился на подпол. — Они ведь с ним подельники…

— Да что вы говорите! — Маркиз изобразилудивление. — И что, вы ее порадовали своим заключением?

— Сначала спросил, откуда у нее эта марка. Ну она мнена это сказала, что меня сие совершенно не касается. А тогда уже я ей сообщил,что у нее фальшивка. Она сначала верить не хотела… но у меня все-таки имеется вэтих делах кое-какой опыт и авторитет. Если я сказал — фальшивка, значит, так иесть.

— И что она — здорово расстроилась? —поинтересовался Маркиз.

— Не то слово! Буквально в лице переменилась! Бледнаястала, как привидение!

— А эта ваша знакомая… она блондинка, глаза голубые, свиду такая скромная тихоня?

— Так ты ее знаешь? — удивился Станислав. —Что же тогда сразу не сказал?

— Ладненько… — Леня поднялся с места, — пойдуя, пожалуй. С этим что будешь делать? Милицию вызывать?

— Вот еще! — Стас пожал плечами. — Он мужикздоровый, очухается, поднатужится и шкафчик отодвинет. А мне, видно, придетсяманатки собирать да отваливать отсюда срочно. Хотя бы на время.