человека и поручить ему серьёзное дело?

У дверей москательной лавки её уже поджидали трое: новенькая девушка, что приглашена в помощницы, грузная дама в каракулевой шляпке с собольей опушкой и пожилой мужчина с длинными усами чуть ли не до подбородка.

— Вы все сюда? — растерянно спросила Фаина, хотя и без вопроса было ясно, что пришедшие ждут её.

— А как же! — ядовито сказал мужчина. — Председатель Домкомбеда чуть не ночью наряд на трудработы выдал. Приписаны в ваше распоряжение. — Рекомендуясь, он коротко кивнул головой: — Алексей Игоревич.

— Марина Александровна, — представилась дама.

— Лида, — пискнула девушка.

— А я Фаина, — представилась Фаина. Она показала глазами на Капу, что держалась за подол, и добавила: — И Капитолина.

— Хорошая барышня, — одобрил Капитолину Алексей Игоревич, — у меня внучка такая же. — Он поднял голову к небу и зажмурился. — Солнце-то сегодня какое! А ведь не чаяли, что доживём до весны. А вот, поди ж ты, стоим, нежимся под лучами и видим, что они одинаково греют и большевиков, и меньшевиков, и эсеров, и нас, грешных.

— И не говорите, милейший господин Ярцев, — охотно откликнулась дама и быстро залопотала что-то на французском.

Он ответил также на французском и криво улыбнулся.

Обычно господа разговаривали на иностранном языке, если не хотели, чтобы их понимала прислуга. Это было обидно, как щелчок по носу. Видимо, Лида уловила её состояние, потому что тихо шепнула:

— Не подумайте ничего плохого, они обсуждают, где можно достать катушку ниток, чтоб сделать штопку.

Фаина пожала плечами:

— Я и не думаю.

Она открыла дверь и впустила всех в помещение, откуда успела вывезти самую большую грязь. Работы предстояло много, и к обеду Фаинин платок насквозь промок от пота. Они с Лидой перетаскивали, скоблили, приколачивали и обдирали, в то время как Марина Александровна с Алексеем Игоревичем работали ни шатко, ни валко. Марина Александровна, поджав губы, недовольно махала веником, а Алексей Игоревич рассеянно поглядывал в окно и часто присаживался на единственный стул, где обмахивался большим носовым платком в красную клетку и громогласно разглагольствовал на тему, что каждый должен заниматься своим делом и заставлять банковского служащего становиться дворником — крайнее расточительство.

Фёдора Тетерина Фаина увидала из-под прилавка, откуда выволакивала тяжеленную железную балку. Стоя на коленях, она подняла голову. Он перехватил её взгляд, но не кивнул, а обвёл глазами помещение, оценил вальяжную позу Алексея Игоревича, недовольный вид Марины Александровны и тихо спросил:

— Саботаж?

Посреди наступившей тишины стали слышны сопение Капитолины и тарахтящий звук автомобиля на соседней улице. Алексей Игоревич резво вскочил и одним махом вытащил железяку, над которой Фаина с Лидой пыхтели чуть не полдня.

— Зря вы так, товарищ председатель, мы трудимся в поте лица. Вот, полюбуйтесь, — он обвёл рукой стены лавки, словно их чистота была исключительно его заслуга.

— Ты, Файка, буржуям спуску не давай, — сказал Тетерин, когда Фаина вышла за ним на крыльцо. — Их надо в кулаке держать, иначе снова сядут на шею трудовому народу. Ты поставлена над ними начальницей, вот и гоняй их в хвост и в гриву, как прежде они нас. Отошло их времечко!

Через арку двор насквозь продувался весенним ветром. Он шутя сковыривал с крыш слежавшиеся остатки снега, что растекались по земле грязными лужами. В ярком полуденном свете Фаина заметила мокрые сапоги Тетерина и потёртые рукава на тужурке. Он поднял воротник.

— Ну ладно, я побежал. Надо ещё организовать очистку канализации, а то не сегодня-завтра подвалы зальёт талым снегом. Будет время — загляну к тебе. Доложишь обстановку.

То ли день выдался удачным, то ли солнце резко поворотило на лето, то ли ветер что-то нашептал, но только работа в будущем детском саду внезапно стала спориться без сучка и без задоринки.

— Как вас по батюшке? — прощаясь, спросила Марина Александровна.

— Михайловна. А вам зачем? — не поняла Фаина. — Меня все Файкой зовут.

— Так вот, Фаина Михайловна, — Марина Александровна водрузила на нос пенсне и с высоты своего роста посмотрела на Фаину сверху вниз, — если вы собираетесь стать педагогом, а тем паче начальствовать, то навсегда забудьте про Файку. — Её голос зазвучал железными нотками. — Вы должны именоваться только Фаиной Михайловной и никак иначе. Уяснили?

Не дожидаясь ответа, Марина Александровна скупо кивнула и побрела в Домкомбед получать заработанный за день талон на фунт хлеба.

* * *

За зиму продразвёрстка почти вчистую разорила крестьянство. Продовольственные отряды шныряли по губерниям из села в село, изымая запасы до последнего зёрнышка. Кое-где народ пытался бунтовать, но зачинщиков сразу расстреливали, не глядя, кто перед ними — мужик ли, баба беременная или малец от горшка два вершка. К весне оказалось, что сеять нечего, а голод, как известно, не тётка, и деревня хлынула в город.

Так во дворе Свечного переулка появился петух. Увидев гостя, Фаина так и охнула:

— Что за чудо! Не снится ли мне?

Белый, с рыжими подпалинами по горлышку, кочеток неспешно прогуливался вдоль подвального окна и ковырял носом сырую землю. Когда петух поворачивал голову, то гребень на петушиной голове колебался ярким красным огоньком, от которого Капитолина пришла в полный восторг.

— Мама, мама! — Она показывала на петуха пальцем и подпрыгивала от нетерпения. — Дай! Дай! Дай!

— Ишь какая проворная. Сразу дай! Петух-то у нас клевачий! — заметила молодуха в тяжёлых сапогах, что, видно, долго месили грязь на раскисшей дороге. Весна стояла ой какая мокрая. Почитай, каждый день дожди.

Перехватив взгляд Фаины, молодуха скинула с плеча мешок с мягкой рухлядью и пристроила его на выступ подоконника.

— Обустраиваюсь на новое место жительства, — она похлопала по карману юбки, — начальник ваш ордер выписал, куда путь держать. — Запрокинув голову, молодуха обозрела верх четвёртого этажа: — Ну и высотища! Поди, голову кружит на такой верхотуре обитать.

В этот момент петух забил крыльями и выдал длинную трель с переливами хрипотцы. Фаина уж и не упомнит, когда в последний раз слышала кукареканье. Разве что у крёстной, в глуши Крестовского острова, сплошь застроенного бедняцкими избами. И сразу показалось, что кругом не разорённый революцией Петроград, а деревенская улица с плетнём, на котором сушатся крынки. И сладковато тянет хлебным дымком из печных труб, и крёстная с подойником идёт из хлева и зовёт: «Бери кружку, Файка, пей, пока молоко живое!»

Петух словно почувствовал свою власть над мыслями зрителей и гордо выкатил грудь с пёстрыми перьями. От восхищения Капитолина пронзительно взвизгнула.

— Никак твоя девчонка петухов раньше не видала? — удивилась молодайка. — Ну и дикие же вы здесь в городе! Может, она и корову никогда не встречала?

— Нет тут коров, — ответила Фаина, —