— Посмотрим, — упрямо сказала Фаина, — я не для себя прошу, а для ребятишек. Думаешь, их дома досыта кормят? Да у них у всех от голода рёбра можно пересчитать и цыпки на руках. А самый мелкий мальчонка, сынишка Дуськи из десятой квартиры, будто столетний дед ходит и на палочку опирается. Лето на дворе, а дети ни одного яблочка в глаза не видели! Знают только щи из крапивы да лебеды.

От пристального взгляда Тетерина у неё горели щёки и казалось, что он видит её всю насквозь вместе с тайными мыслями о робкой нежности от заправленной за ухо пряди волос, которые она прятала даже от самой себя.

— Ты давно не приходил пить чай, — брякнула она пришедшую в голову глупость и тут же смутилась до слёз. — То есть я хотела сказать, что вчера, когда привозили дрова на зиму, я не могла найти тебя и подумала, что давно не видела. — Она всё больше запутывалась в словах, пока окончательно не сбилась с мысли и замолчала.

— А ты хочешь, чтобы я пришёл? — Тетерин сделал шаг вперёд и подошёл к ней вплотную.

У Фаины перехватило дыхание. Она хотела отшутиться, перевести разговор на пустяшное, но вместо этого утвердительно кивнула:

— Да. Буду ждать. Отчитаюсь о том, как сходила в Петросовет.

— Ну, тогда до вечера? — то ли спросил, то ли пообещал Фёдор. — Кстати, посмотрю на твоих новых соседей. Приструню их, если надо.

— Соседи… — Фаина подняла глаза к небу. — Они вроде бы неплохие, но очень шумные. Представляешь, в ванной уложили спать мальчишку. Сказали, всё равно воды нет, так зачем месту зря пропадать. А ночью он проснулся, видать испугался, и ну орать. Да ещё головой ударился в корыто для стирки. Ох, и шуму было! Капитолина после переполоха полночи не спала. Угомонилась под утро, так я не знала, как её в сад растолкать.

— Ты соседей не распускай, — посоветовал Фёдор, — а то привыкнут хозяйничать, потом не выкуришь с насиженных мест. Тем более что на следующей неделе к вам ещё жиличка въедет. Вчера приходила с ордером. Сказала — старая партийка, ссыльнокаторжная. Ты там будь с ней поосторожнее. Похоже, она малость того, — он покрутил пальцами в воздухе и вздохнул. — Эх, и ломали людей в царских острогах! Не зря мы буржуев и дворян сковырнули с власти. Вот увидишь, наша советская, рабоче-крестьянская тюрьма будет самой справедливой тюрьмой на свете!

Фаина таки выбила продовольствие. Прибежала в детский сад, когда сумерки уже перемешивали бледное небо с серой водой рек и каналов, а по кровле скользили последние солнечные лучи. Лидочка с Капитолиной ждали её на скамейке перед входом.

— Ну что? — спросили Лидочкины глаза, и в ответ Фаина победно улыбнулась:

— Будем кормить детей! Обещали со следующей недели поставить нас на довольствие. Сам товарищ Кожухов хлопотал перед наркомом просвещения. Ох, и устала я! — Она притянула к себе Капитолину и пригладила ладонями её светлые волосёнки. — Побежали мы, Лидочка, у нас ещё дела.

— Доброй ночи, Фаина Михайловна.

* * *

Фёдор давно ушёл, а Фаина всё сидела на стуле и улыбалась. Если бы кто-нибудь год назад, да какой там год — пару месяцев назад предсказал, что она сможет беспечно улыбаться, то Фаина стала бы спорить. Она была уверена, что после потери Настеньки никогда — вы слышите! — никогда её губы не сложатся в улыбку.

Время шло к полуночи, Капитолина давно спала, и комната освещалась лишь кругляшом луны сквозь оконное стекло. Фаина посмотрела на пустую чашку, из которой пил Фёдор, и потом на свою руку, которую он держал в своей руке.

Помнится, свидания с мужем не оставляли в душе чувства тёплого покоя и умиротворения. Тогда она боялась отца, боялась людской молвы, боялась за мужа, который уходил на фронт, оставляя её одинокой и бесприютной, боялась за себя и за не родившегося ребёнка. Казалось, что прежняя жизнь состояла из одних страхов, как матрёшка замкнутых один в другом.

А нынче голодно, холодно, иногда горько, иногда отчаянно, но где-то там, впереди, белой голубкой летит надежда на лучшее будущее. Кроме того, впереди её ждут встреча с дочкой, Капитолина и ещё кое-кто с серыми глазами и негромким голосом. Фаина встала и выглянула на улицу — посмотреть, не зажглась ли керосинка в окне Домкомбеда.

Ночью Фаине снились цветные сны, в которых она плела венки из ромашек с тугими золотыми сердцевинками и пускала их по воде: «Ты плыви, плыви, венок, плыви, не тони, мне счастье примани».

Последнее августовское утро выдалось росным и солнечным, с лёгким веянием осеннего холодка, что постепенно наползал на город вместе с плеском невской волны.

Проходя мимо Домкомбеда, Фаина улыбнулась.

— Мама, сегодня дядя Федя к нам придёт? — спросила Капитолина.

— Не знаю. Ты хочешь, чтобы пришёл?

Капитолина закивала головой, так что по плечам запрыгали тугие косички, которые они стали заплетать с недавних пор.

— Хочу.

— Я тоже хочу, — беззвучно ответила Фаина, поймав губами глоток ветра, но вслух сказала совсем другое, правильное и нужное: — Нынче нам некогда принимать гостей, ты же знаешь, что я учусь и мне надо делать уроки по Лидочкиным учебникам.

Во дворе на скамейке сидела неопрятная старуха, очень похожая на комнатную собачку — маленькую, седенькую, в буйных спутанных кудряшках. Старуха пристроилась в тени, и едва к ней придвигалось солнце, как она перемещалась в противоположную сторону, словно бы освобождая место для лучей. Когда скамейка оказалась вся залита светом, старуха встала и посеменила к парадной. Если бы Фаина не видела её ноги в тяжёлых ботинках, то подумала бы, что у той связаны щиколотки, как у резвого коня, чтобы не убежал.

Немного постояв на пороге, старуха спряталась за дверь и через некоторое время выглянула наружу, скоренько обежав взглядом пустой двор с одинокой скамейкой и несколькими чахлыми кустиками на месте бывшей клумбы.

«Странная», — подумала Фаина, и тут её осенила догадка, что старуха и есть та новая соседка, о которой предупреждал Тетерин. Но закончить мысль не удалось, потому что Лидочка позвала раскладывать на кусочки хлеба для детей (о, чудо!) тонкие ломтики серой массы, именуемой чайной колбасой. Трёхвёдерный самовар, откуда-то принесённый Тетериным, уже кипел, выплёвывая вверх клубы пушистого пара.

Чашки с вензелем князей Вяземских горкой стояли на столах. Тарелки расставлены, ложки разложены, ребятишки нетерпеливо гомонят на пороге, а значит, пора начинать новый день с его радостями и бедами.

* * *

Солнечный свет прорвался сквозь грязное стекло и