иначе. Олеську поместили в приятную однокомнатную квартирку на окраине города, где были черно-белый телевизор, маленькая кухонька и холодильник, набитый полуфабрикатами.

Больше недели она была затворницей, готовила себе на газовой плите котлеты, жарила окорочка, варила вермишель.

В полном неведении Олеська предполагала все, что угодно, разыгрывала в голове разные сценарии. То корила себя за трусость, то ругала за глупость, то радовалась, что получила возможность пожить в городских условиях – и не в институтском общежитии, а в настоящих апартаментах.

Глава 25

Таксист

Молодой оперативник Олег Смелянский с этим делом возился давно. В течение двух лет он подшивал к нему жалобы пассажиров, которые были ограблены в такси.

Показания сходились только вначале: ночью, слегка пьяный, поднял руку, остановилась желтая машина с шашечками. Вроде «Волга». Номера не совпадали. Даже те, кто клялся, что запомнил все цифры и буквы, называли совершенно разные комбинации. Внешность водителя тоже варьировалась. У кого это был узкоглазый брюнет с усами, у других – без усов, у третьих – вообще блондин в темных очках (как он видел ночью?). Поездка заканчивалась, машина останавливалась, седок протягивал деньги. Дальше следовал удар по голове, такой короткий и сильный, что никто из пострадавших даже не помнил, кто, откуда и с какой стороны его нанес.

– Это был водитель? – допрашивал Смелянский очередного потерпевшего.

– Не помню, вроде он и не замахивался даже… – отвечал растерянный пассажир.

– Кто-то сидел на заднем сиденье?

– Вроде не сидел, а может, и сидел, какие-то большие сумки там точно стояли, поскольку пришлось сесть на переднее кресло…

– Может, дверь открыли снаружи и дали по башке извне? – строил версии опер.

– А может, и так… – отвечали ему в который раз.

Но исход был вполне предсказуем. Пассажир оказывался на улице без кошелька, с головой, разбитой тупым предметом. И либо к утру был найден прохожими, либо приходил в сознание сам.

Одному мужику, правда, совсем не повезло. Он скончался. Это был директор мясного комбината. Никто не знал, пользовался ли начальник такси, но по схожей травме на затылке его тоже подшили к этому делу.

Смелянский объездил все таксопарки города. Машин ни с одним названным номером не значилось. Водитель ни с одной описанной внешностью не работал. Отец Олега дружил с Анатолием Красавцевым, и молодой сыщик был взят под опеку начальником ОБОП.

– В городе не ищи, – посоветовал ему Красавцев. – Вряд ли это местный таксист.

Служебную машину Смелянскому давали по остаточному принципу, поэтому поездки по областным таксопаркам растягивались на месяцы. В одном из них – Оболтовском – Олег крутился особенно долго. Здешний начальник ему не понравился. Он вроде бы и вел себя как предыдущие – все отрицал, но ментовская чуйка подсказывала, что мужик зажиточный. На среднем волосатом пальце красовалась нехилая золотая печатка.

«Живет на откатах», – подумал опер.

А Красавцеву потом сказал одно слово: «Хитрожопый».

* * *

Прохор Петрович Ивашкин и правда был хитрожопым. Он понимал, что его подчиненный Раф Баилов «что-то там мутит», но закрывал на это глаза. Раф, энергичный, всегда веселый, приносил в кассу самую большую выручку и примерно столько же совал в лапы самому Ивашкину.

Сначала Прохор Петрович очень стеснялся, потом привык и захотел выделиться из быдла – купил себе печатку и золотую цепочку. Цепь прекрасно маскировалась на его черной шерстяной груди, а вот кольцо – не скрыть. Да и цель была другой – произвести впечатление. Особенно это удавалось в поездках с женой на теплые моря. В гостиницах на стойках регистрации, увидев перстень, ему тут же давали лучший номер.

– Ты только ничего у меня не спрашивай, – говорил ему Баилов, – и всегда будешь в шоколаде.

Ивашкин не просто не спрашивал, он давал «Волгу» в круглосуточное пользование. По факту она стала личной машиной Рафа.

А дальше начиналось представление. Раф Икарович Баилов, генетически перенявший от отца знание людской психологии, устроил собственный театр. Он был одновременно исполнителем главных ролей, статистом, гримером, костюмером. Ну и режиссером, конечно. Точнее, худруком. Пьяненькие седоки сами бросались ему под колеса. Они тоже были падки на комплименты, на лесть, на емкие замечания умненького таксиста.

– Какой у вас портфель шикарный! – восхищался Баилов. – Вы инженер, наверное… постойте, дайте я угадаю – руководитель производства! Знаете, таких, как вы, издалека видно. Элита, голубая кровь. Даже капля алкоголя этого не скроет.

– Надо же, как вы разбираетесь в людях, – разбухал от собственной значимости пассажир. – Конечно, вы везде ездите, всех видите…

И дальше в уши таксисту лилась история жизни клиента, во время которой Раф поддакивал, восхищался, задавал интересные вопросы.

Следующий, кто задавал вопросы этим людям, был уже Смелянский. Ибо шли они, ушибленные на голову и лишенные кошелька – прямо в ОБОП. Когда ходоков стало больше, а потерянные суммы – крупнее, Олег сделал вывод, что таксист влюбился.

– Так бывает, сначала живешь для себя – довольствуешься малым, а когда появляется девушка – готов разорваться, чтобы ей угодить, – делился Смелянский с Красавцевым.

– Ну, тебе виднее, – улыбался подполковник. – Но мыслишь здраво, одобряю.

– Вот увидите, будет убийство, – хлебал вкусный начальственный кофе оперативник. – Скоро он кого-нибудь замочит.

И убийство случилось. Апрельским утром бригада выехала в западный район города, ближе к дачному массиву, где нашли мужика, выброшенного на обочину. Документов, денег при нем не было. Зато на спине и шее – множество колото-резаных ран.

– Смотри-ка, как наносили удар, правой рукой с малого расстояния. Похоже, наш таксист стал мокрушником, – сказал эксперт Вася, расстегивая на жертве окровавленную рубашку.

Делу придали особый статус, людей разослали проверить салоны всех такси марки «Волга» на наличие следов крови. Заехали и к «странному» директору в Оболтово.

Прохор Петрович Ивашкин в ходе опроса признался, что один автомобиль не вернулся в парк. Пришлось назвать имя Рафа. Баилова объявили в розыск.

А наутро, благодаря страху и напористости учительницы Пелагеи Оболенской, а также чуткости к чужим проблемам подполковника Красавцева, отдел вышел на прямой след.

Сначала вскрыли квартиру Баилова. Крохотная комнатка больше походила на костюмерную – на полу, столе, стульях, настенных крючках висели, лежали, валялись парики, бороды, костюмы, рубашки, шляпы, кепки, очки. Под рваным диваном хранились съемные таблички автономеров. Но самой занятной оказалась дверь. Та самая, что снаружи была обита листовым железом. Внутри, на деревянной ее части не было живого места: шрамы от ножевых ударов накладывались один на другой, разорванные бумажные мишени свисали ошметками.

За квартирой Баилова установили слежку, но он не появлялся. Решили использовать Олесю. Повезли ее снова в Оболтово, высадили за километр до таксопарка. Она поймала машину и приехала к Ивашкину. Менты были на хвосте.

– Простите, я ищу своего жениха, – слезливо сказала Олеська волосатому начальнику, – он пропал, не появляется дома… Боюсь, с ним что-то случилось.

– Не знаю, голубушка, – сально смотрел на нее Прохор Петрович, – его и здесь давно не было.

– Если вдруг он появится, передайте,