незаметно. Я завиваю волосы и расчесываю их в длинные серебристо-светлые волны, а макияж делаю легкой рукой. После минутного колебания я решаю добавить красные губы, говоря себе, что это потому, что они мне идут, а не потому, что я хочу напомнить Тео о той ночи, когда он пригласил меня на свидание.

Лилиана помогает мне влезть в платье и застегивает его сзади, пока я стою перед зеркалом в полный рост, пытаясь найти во всем этом хоть немного счастья. Платье прекрасное, сидит идеально, кружева облегают мои изгибы и делают меня идеальной невестой, особенно когда Лилиана вдевает гребень в мои волосы, придерживая кружевную фату, и укладывает ее вокруг меня. Но я чувствую себя маленькой девочкой, играющей в переодевание, особенно когда она застегивает на моей шее нитку жемчуга, принадлежавшую моей матери, в тон маленьким жемчужным серьгам-капелькам, которые я вставила в уши, и пряди на запястье.

— Ты выглядишь потрясающе, — говорит она мне, пока я обуваю ноги в туфли на каблуках Louboutin, которые я купила к платью, и глажу руками мягкое кружево, снова смотрясь в зеркало. — Я не думаю, что когда-либо существовала более красивая невеста.

— Этого не может быть — ведь ты вышла замуж за моего брата, — говорю я ей, но даже комплимент кажется жестким на моих губах. На мгновение я не знаю, как мне справиться с этим.

Всю дорогу до церкви я чувствую себя оцепеневшей. Я чувствую, как тикают минуты, вплоть до того момента, когда я встану перед алтарем и произнесу клятву Тео. Мне кажется, что я нахожусь вне себя, когда поднимаюсь по ступенькам, стою в нефе, позволяю Лилиане накинуть вуаль на мое лицо и вручить мне букет, который я выбрала, — россыпь маргариток, лилий и пионов белого, кремового и розового цветов. Мне приходит в голову, что мой отец должен быть здесь, что я должна держаться за его руку, пока иду к алтарю, и я не знаю, что чувствовать. Это еще один слой сложных эмоций, наложенный на многое другое осознание того, что если бы мой отец был жив, я могла бы вообще не выходить за Тео, что если бы он был жив, я могла бы выйти замуж за кого-то другого, более постоянного, и в то же время желание иметь человека, который, несмотря на все его недостатки, был моим отцом.

Не думай об этом, говорю я себе, когда начинаю идти за Лилианой, и музыка наполняет церковь, пока я делаю шаг за шагом к алтарю, где ждет Тео.

Я не смотрю на него до самого последнего момента. Но когда я останавливаюсь перед ним и поворачиваюсь лицом к мужчине, за которого собираюсь выйти замуж, меня охватывает внезапное головокружение.

— Полегче, — бормочет Тео, обхватывая меня руками, и я моргаю, пораженная тем, что он уловил мое беспокойство.

— Я в порядке, — шепчу я, хотя не совсем уверена, что это так. Не падай в обморок на собственной свадьбе! Резко говорю я себе и сосредотачиваюсь на ощущении сильных и уверенных рук Тео, обхватывающих мои, на запахе ладана и цветов, вливающемся в мой нос, и смотрю на него, снова и снова поражаясь тому, насколько он красив.

На нем темно-серый костюм, как всегда, идеально сшитый. К пиджаку приколот букет цветов, такой же, как у меня, а его темно-русые волосы зачесаны назад и на одну сторону, подчеркивая резкие черты лица. Он побрился по такому случаю, его сильная челюсть гладкая, и у меня внезапно возникает дикое желание подтянуться и коснуться его лица.

Отец О'Халлоран прочищает горло, и мы оба смотрим на него.

— Вы готовы начать? — Спрашивает он, не без раздражения, и я киваю, с трудом сглатывая.

Все время, пока мы произносим клятвы, я словно в тумане. Все, что я могу делать, это повторять за отцом О'Халлораном, потому что я не могу слишком много думать о том, что говорю. Это ложь, все это… все, что слетает с моего языка, и я не знаю, почему я чувствую себя плохо из-за этого. Тео нехороший человек, если то, что сказал Николай, правда, он причинил моей семье невыносимую боль. Он правит Чикаго железным кулаком, не уступающим кулаку моего отца. Он враг моей семьи… Но пока я стою здесь и думаю о том, как он помог мне успокоиться прикосновением и нежными словами, как все мои отношения с ним до сих пор были хороши, я знаю, что если буду слишком много думать о том, что я притворяюсь, и что обещаю, то я рассыплюсь.

Прохладное прикосновение металла к моему пальцу, скользящее по нему, и я понимаю, что мы дошли до обмена кольцами. Мне удается повторить заветные слова, надевая кольцо Тео на его палец, а затем я слышу, что вы можете поцеловать свою невесту, в тот момент, когда Тео поднимает мою фату, и я ясно вижу его лицо.

Он дает мне лишь мгновение, прежде чем поцеловать меня. Он откидывает вуаль с моих волос, его папоротниково-зеленые глаза встречаются с моими, когда он смотрит на меня сверху вниз, и я вижу в них предвкушение. Это не похоть, не голод, а нетерпение, которое кажется более невинным, чем любое из этих чувств. Это почти как…

Как будто он счастлив, что женат на мне.

А потом одна его рука оказывается на моей талии, другая касается щеки, и его губы приникают к моим. В третий раз я чувствую, что целую его в ответ, и меня охватывает страх. Это должно быть притворство, судорожно думаю я, когда мой рот смягчается под его губами, а тело склоняется к его прикосновениям. Я не должна хотеть этого по-настоящему. Но то, как он целует меня…

Он нежный и голодный одновременно, его рот прижимается к моему так, что это одновременно и вполне уместно для церкви, и в то же время так полно желания, что заставляет мою кожу трепетать от нежелательного возбуждения. Я не должна мокнуть в церкви, и все же я чувствую внезапную липкую влагу между бедер, когда пальцы Тео прижимаются к моей талии, а его рот нежно и в то же время настоятельно прижимается к моему.

Он разрывает поцелуй, отстраняясь, и мне кажется, что я не могу дышать, пока его пальцы лежат на моей щеке,