– К счастью, пока вы моя жена, его возможности крайне ограничены.

Лежащие на коленях пальцы напряглись, бледная кожа сравнялась по цвету с мрамором.

– Я ведь на самом деле вам не жена.

Джеймсу не нужно было долго раздумывать о том, что она имеет в виду. Но он хотел, чтобы она сама это сказала. Сказала, что их брак – обман.

– Прошу прощения.

– Ваш отец… угрожает аннулировать брак, если я быстро вас не исправлю.

Он фыркнул.

– Я должен буду согласиться на это?

– Вы должны быть в рассудке и не под воздействием опиума, в противном случае я не сомневаюсь, что он лишит вас всех прав. Он просто заявит, что вы были не в себе, когда женились на мне.

– Тогда нам следует выходить в свет. Когда все увидят новую леди Пауэрз, их сомнения исчезнут. По крайней мере на какое-то время.

Маргарет вздрогнула.

– А вы не можете просто?… – Она заерзала в кресле, ее бледное лицо недовольно напряглось.

У него вырвался очередной смешок. Он сам удивился, насколько громкий.

– Что? Совокупиться с вами в темноте и исполнить свой долг?

Ее рот натянулся, но она кивнула.

– Именно. Да. И я понятия не имела, что это такое забавное предложение.

– Как благородно с вашей стороны, – сказал виконт, стараясь не обращать внимания на ноющее чувство, что она стала бы с ним спать, чтобы укрепить свое положение. Это не сильно отличалось от того, как поступают женщины его круга.

Почему Стенхоуп все время пытается думать о Мэгги лучше, чем она есть? Это приводило только к неминуемому чувству разочарования, хотя он уже давно считал, что пересек эту грань.

Мэгги засопела.

– Это не благородство, а необходимость. И прямо сейчас, самое необходимое – это…

Он наклонился вперед и протянул:

– Избавить вас от девственности?

Красивые руки Маргарет замерли на коленях. Казалось, она вся застыла.

– Это непременно ограничит возможности вашего отца манипулировать вашим положением.

Джеймс поднял бровь.

– Думаю, вы хотели сказать: нашим положением.

Наконец, она пошевелилась в кресле, ее праведное лицо выражало явное смущение.

– Да. Нашим положением.

Интересно, как долго Мэгги существовала одна? Без помощи и поддержки мужчин? Очевидно, она работала с мужчинами, но ее строгие плечи и чопорно сложенные руки явно свидетельствовали о том, что прошло уже много лет с тех пор, как она позволяла кому-то из них подойти близко. Возможно, она никогда не позволяла приблизиться к себе. Эта маленькая святая всю свою жизнь плыла по течению без всякой поддержки.

– Ваши родители умерли?

Мэгги моргнула, но выражение ее никак не изменилось.

– Я не хочу говорить о своих родителях больше, чем сказала этим утром, но чтобы ответить на ваш вопрос, да.

– Оба?

Между бровей пролегла небольшая складка.

– Оба.

Куски головоломки складывались в картину. Мэгги научилась быть независимой, делать так, чтобы другие зависели от нее. Спасать тех, кто нуждается в этом, чтобы доказать, что она сама в порядке, выше всех остальных. Может, она боялась свалиться со своего идеального высокого пьедестала и разбиться в дребезги, как это случилось с родителями у нее на глазах?

– Как давно?

Ее губы сжались, словно она собиралась сказать что-то едкое. Маргарет промолчала, и краткий приступ злобы исчез с ее лица.

– Могу я заметить, что мое прошлое вряд ли является причиной наших сегодняшних обстоятельств.

Пауэрз помедлил, удивляясь словам, готовым сорваться с его губ. Смеет ли он их произнести? Это так на него не похоже.

– Я понимаю, что вы не любите говорить о себе, но как еще мне узнать что-то о вас и о том, почему вы здесь? Если, разумеется, вы не предпочитаете оставаться совершенно посторонней. В таком случае я не собираюсь просто лечь с вами в постель, закрыть глаза и делать что положено.

Маргарет тихо заворчала, ее рот открылся от очевидного шока в ответ на его провокацию.

– Правда, Мэгги. Зачем вы здесь?

– В Лондоне?

Джеймс сухо улыбнулся.

– Не будьте дурочкой. Зачем вы здесь со мной?

Ее губы сложились в слабой улыбке, и она резко заявила:

– Ради денег.

Стенхоуп нахмурился. Движение было болезненным, но это была приятная боль. Синяки вдоль челюсти болели так, что он был в состоянии оставаться в настоящем и не думать о неприятных вещах.

– Должен признать, мне никогда не приходилось платить женщине, чтобы она составляла мне компанию в спальне.

– Вы мне не платили.

– Все хуже и хуже. – Он цыкнул. – Мой отец заплатил вам.

Она кивнула.

– Какое разочарование, – произнес Джеймс с издевательством в голосе. – Обычно мне хватало обаяния.

Кажется, это задело Мэгги, она замолчала, но в воздухе по-прежнему летали искры, и ее глаза задумчиво сверкали.

– Не думаю, что это обаяние приводит женщин в вашу постель.

Веселье, только что сотрясавшее тело виконта, превратилось в раздражение.

– А что же тогда?

Маргарет осторожно выдохнула, взгляд немного смягчился, но не от обычной женской слабости. Ее кобальтовые глаза светились от удивления и желания прикоснуться к запретному плоду.

– Вы опасны.

Виконт замолчал, в комнате стало необычно тихо, но потом ему захотелось испытать ее.

– Значит, опасность привлекает женщин?

Она склонила голову набок. Локон рыжих волос упал на щеку.

– Многих женщин.

В дверь тихо постучали, и Мэгги, расправив солдатские плечи, поспешила к ней. Она молча открыла дверь и вернулась с миской льда, которую попросила принести по возвращении.

– А вас привлекает опасность? – спросил виконт, когда она затворила дверь.

Пальцы сжали миску сильнее, и ирландка повернулась к нему. Ее слегка поджатые губы и легкий румянец, заметный на бледных щеках в свете камина, ответили на вопрос. Но этого ответа было недостаточно. Джеймс уперся руками в перину, пальцы скользили по шелковой поверхности, нежной, как ее кожа, и он попытался осмыслить ее признание.

– Значит, вы находите меня привлекательным.

Она заспешила вперед, ее движения были контролируемыми и сдержанными.

– Я нахожу вас достаточно привлекательным.

Это хрупкое чувство у него внутри покрылось ледяной коркой. Легкость, растопившая его и угрожавшая выманить из привычной уединенной пещеры, мгновенно испарилась от ее прямых, расчетливых слов. Знакомая немота воцарилась на своем месте.