Удивительно, что ее еще помнят в университете и даютвозможность получить степень. На днях ей позвонил декан, его интересовалапричина ее низкой успеваемости за этот семестр. Пакстон рассказала ему о гибелиПитера под Данангом. Похоже, декан счел это достаточно основательной причиной.

В июне Пакстон потихоньку начала приходить в себя. Однаждыона возвращалась домой из библиотеки. Был поздний вечер, вдруг по улицеразнесся пронзительный крик. Она обернулась и увидела бегущих навстречу людей.Что могло случиться? Несчастный случай? Демонстрация? Вокруг уже собраласьтолпа, все спрашивали, что случилось. Происходящее напоминало 1963 год: бегущиес плачем люди, включающие транзисторы, спешащие домой, чтобы услышать потелевизору официальную версию, узнать подробности.

У Пакстон похолодело сердце. Она еще не знала, чтопроизошло, но предчувствия были самые тягостные.

— Что все это значит? — спросила она у стоявшегорядом парня и вдруг услышала донесшееся из транзистора: «Роберт Фрэнсис Кеннедизастрелен… в Лос-Анджелесе…»

— Кеннеди? — переспросил кто-то, и ему кивнули вответ.

Еще один Кеннеди. Еще один мертвый Кеннеди. А еще МартинЛютер Кинг и Вьетнам… Квинни… Питер… Слишком много смертей. Невыносимо много.Как тяжело жить в мире, откуда уходит надежда, где нет будущего. Никому ненужны перемены, их идеи, их желание сделать добро? Похоже, пламя угасло.

— Тес… Он!.. Быть не может! — Звук сделалипогромче, послышалось: «Роберт Кеннеди мертв. В него стреляли во времяпроизнесения приветственной речи после победы на предвыборах в Калифорнии».Кеннеди победил и проиграл в одно и то же время. Ценою стала жизнь, котораябыла потерей для его жены, детей, целого народа. Пакстон немного послушала ипошла прочь, она направлялась домой. Книги Пакстон оставила на ступеняхбиблиотеки. Они ей больше не нужны.

Она сидела на кухне, одна, просто смотрела в окно, ничегодругого ей не оставалось. Нечего делать, нечего желать. Пакстон уже знала все,что хотела, и уроки, которые ей были даны, стоили дорого. Осталась одна печаль.Не боль, не отчаяние, не горечь, лишь печаль. Кеннеди убит, слишком многиеубиты. К этому моменту во Вьетнаме погибли уже двадцать две тысячи девятьсотпятьдесят один человек.

В этот вечер Пакстон упаковала некоторые из своих вещей,остальные сложила в шкаф и легла спать. Наутро наскоро собралась и поехала вофис к Эду Вильсону. Она вошла, Эд поднял голову и посмотрел на нее. Пакстонявно была не в себе. Это он понимал — многие в редакции были поражены смертьюКеннеди. Еще один Кеннеди, на этот раз брат. Еще одна жертва. Но казалось,Пакстон была далека от всего этого. Она, красивая и молодая девушка, выгляделахолодной и… постаревшей. Словно бремя лет оставило отпечаток на ее лице,отразилось на том, как Она говорила, будто уже ничего не чувствуя. Слишкоммногое она утратила за эти дни — основание для веры и жизни. Она всегда верилав добро, счастье, искренность, а все оказалось блефом. Хеппи-энда не будет.Никогда. Слишком многое выпало ей, и повидавший виды Эд Вильсон, скорбя посыну, искренне сочувствовал Пакстон.

— Что я могу для тебя сделать? — Он был оченьсерьезен, почти суров, но, когда Пакстон обняла его и поцеловала, ласковопосмотрел на нее и улыбнулся.

— Ты похудела. Тебе нужно почаще заходить к нам наобед, а заодно и на ужин.

— Я оставила вещи Питера дома, в Беркли. — Пакстонсказала это таким странным тоном, что он с удивлением поднял на нее глаза.

— Ты куда-нибудь собираешься?

Она помрачнела, было какое-то отчаяние в ее глазах страшнодаже расспрашивать.

— Это зависит от вас, — тихо сказалаПакстон. — Я решила оставить университет.

— Я думал, у тебя есть шанс получить степень. — Эдбыл в курсе проблем Пакстон. Он знал, насколько важно для Пакстон былозакончить университет, поэтому ее слова поразили его. — Почему,Пакстон? — Он говорил как отец, она не могла не улыбнуться. За эти четырегода Эд Вильсон действительно стал ей отцом, а может быть, и больше. Интересно,поможет ли он ей сейчас. Впрочем, если не он, то можно найти кого-нибудьдругого.

— Мне нужна работа.

— Она у тебя будет, но не правильнее ли сначалаполучить степень в Беркли? Зачем спешить?

— Я оставляю университет. — Уезжая из дома этимутром, Пакстон знала, что не вернется, что уезжает навсегда. Она взяла лишьнекоторые из вещей, самые дорогие, три томика стихов, которые ей подарил Питер,и часы, которые он носил с детства.

— Я хочу поработать для вас, мистер Вильсон.

— Здесь? — Что-то в ее глазах подсказывало ему,что Пакстон ждет от него большего, чем он услышал. Он не ошибся.

В ответ Пакстон покачала головой.

— Нет не здесь. И не где-то вообще, а в Сайгоне. Я хочууехать в Сайгон. — Она сказала это очень спокойно, но глаза ее почему-торасширились. Пакстон хотела уехать, но не просто уехать, а отыскать Питера, аесли нет, то умереть или отомстить…

Эд Вильсон предполагал, что убийство Роберта Кеннеди вызоветшоковый эффект. Пакстон испытала его на себе. Она была надломлена, вся она былав напряжении: молодая американка, ей было много дано, теперь все потеряно. Но,что бы ни влекло ее в Сайгон, Эд Вильсон не собирался ей в этом потворствовать.

— Это невозможно.

— Почему? — В глазах Пакстон блеснул огонь, и онпонял, как бы она ни ошибалась, она приняла твердое решение.

— Потому что там место военным корреспондентам.Господи, Пакстон, это военная зона. Ты знаешь, что там может случиться. Дажеесли тебя не пошлют в район боевых действий, тебя может накрыть в баре закоктейлем, ты можешь погибнуть в «дружеской перестрелке», как Питер.

Упоминание имени Питера больно задело обоих, но Эд знал, чтоон должен сказать это ради ее же блага. Однако Пакстон настаивала.

— Некоторые и помоложе меня едут туда, чтобы бытьубитыми…

— Этого ты хочешь? — Эд спросил, и на глаза егонавернулись слезы. — Умереть там, где умер Питер? Это твой долг перед ним?Это все, что ты можешь в жизни, Пакстон? Я знаю, как больно вам, молодым,сейчас. Вы думаете, что вся Америка летит к чертовой матери, но я не уверен,что вы правы. И ехать в Сайгон за смертью — это не протест.

— Я хочу сказать людям правду, какой бы она ни была. Ясама хочу понять, что там происходит, без того, что мне подсовывают в вечернихгазетах. Мне надоело, я устала сидеть в библиотеке, в тепле и покое, готовясьпровести остаток жизни за книгами о том, как живут и умирают другие.

— Значит, ты сама хочешь умереть? — Он пыталсякак-то повлиять на нее.

— Нет, я хочу правды. А вы? Неужели вы не хотитеузнать, почему погиб Питер? Однажды мы уберемся из Вьетнама, а сейчас я хочузнать, почему мы до сих пор там. Если на то пошло, то лучше поеду туда я, а неусталая репортерша с затасканными политическими убеждениями… Я не хочу умереть,но если я умру, это будет во имя добра, правды.