на работе до полуночи. Сломался пельменный автомат, и мы вручную упаковывали пельмени в пакеты, а потом запаивали на «горячем» столе. Понятно, что, когда закончили, служебный автобус уже уехал и рабочим пришлось добираться до дома своим ходом. Кто-то, как Лида и Анька, остались в подсобке, потому что завтра у них была еще одна смена, а я, отработав второй день, отправилась на выходные и, выйдя через проходную на улицу, тоскливо улыбнулась, втянула носом холодный весенний воздух и медленно пошла вперед. До дома три часа пешком, как раз голову проветрю.

По пути ко мне умудрился пристать какой-то пьяный мужик, но, заглянув в глаза, ругнулся, поморщился и поплелся дальше. Я не обратила на него никакого внимания. Даже страха не было. Только равнодушие и усталость. Но пустые улицы действовали на меня успокаивающе. Пустые дороги, редкие машины, проносящиеся мимо, шальные выкрики пьяных забулдыг из черных дворов, и я, идущая домой в одиночестве.

Войдя в квартиру, я устало улыбнулась маме, которая сидела на кухне за столом. Она наорала на меня, обозвала шалавой, а потом замолчала, когда я объяснила причину задержки. Вместо извинений и сочувствия, мне вручили мусорное ведро и отправили на улицу. У подъезда я чуть не расплакалась. Стояла, смотрела на звезды и кусала губы, понимая, что, если расплачусь, снова совру себе.

Выбросив мусор, я вернулась к подъезду, поставила ведро рядом с урной и, вздохнув, села на лавку. Домой идти не хотелось. Лучше уж тут, на свежем воздухе, в тишине и спокойствии.

– Вот те нате, хрен из-под кровати, – услышав Катькин голос, я вздрогнула, а потом рассмеялась, когда подруга, вынырнувшая из-за угла, подошла ко мне. Катька была навеселе, в глазах хмельной блеск, а язык немного заплетается. – Родная, ты чего тут кукуешь одна?

– Мусор выкидывала, – кивнула я на ведро. – А ты?

– С Лёшкой на днюху ездили, – икнула Катька, присаживаясь рядом и закуривая сигарету. – Он меня у дома высадил и укатил.

– Понятно.

– Чего понятно? Мне вот непонятно, чего ты в полтретьего ночи мусор выкидываешь.

– На работе поломка была, – тихо ответила я, смотря вдаль. – Пока устранили, пока доделали, пока домой дошла…

– Пешком? – удивилась Катька, а потом покачала головой. – Ну, это ни в какие ворота. Тебя либо трахнут, либо по башке дадут и все равно трахнут.

– Кому я нужна, кроме тебя, а? – робко улыбнулась я и, поежившись, застегнула куртку. А потом меня словно током прошибло. Я повернулась к Катьке, чуть подумала и тихо спросила. – Слушай, про работу, помнишь, мы говорили?

– Ага, – зевнула подруга и колко усмехнулась. – Надумала?

– Да, – кивнула я, покусывая губу.

– Лады, – голос Катьки потеплел, а вот речь связной так и не стала. – Поговорю с Олегом завтра и вечерком к тебе забегу.

– Не надо, – поморщилась я, понимая, что мама опять будет орать. – Давай лучше у подъезда вечером встретимся?

– К восьми вернусь. Споки, родная, – кивнула Катька и, чмокнув меня в щеку, отправилась в подъезд.

– Спокойной ночи, – ответила я и вздохнула, когда из окна кухни донесся мамин голос, звавший меня домой.

На следующий день я встретилась с Катькой у подъезда в восемь. Она немного опоздала, а я кусала губы и посматривала наверх. Мама отправила меня в магазин, из которого я должна была вернуться пятнадцать минут назад. От страха болело сердце, но на душе было приятное волнение, разбавившее беспробудную серость последних двух лет.

– Завтра в одиннадцать подъезжай, – велела Катька, протягивая мне визитку с адресом. Я перевернула её и прочитала: «Дикий Олег Романович. Руководитель отдела продаж. ООО «Стройтех».

– Дикий? – улыбнулась я. Катька тоже хохотнула.

– Не, нормальный мужик, не думай. Поболтает с тобой и, если все решите, скажет, когда выходить.

– Мне еще уволиться надо, – с тоской ответила я и тихо добавила. – И маме сказать.

– Придется, родная. Через себя переступить придется, – жестко сказала Катька и, обняв меня, подмигнула. – Завтра увидимся, кофе попьем. Деньги-то на проезд есть?

– Найду, – коротко ответила я. Катька кивнула, чмокнула меня в щеку и убежала домой. Я взяла пакет с продуктами и тоже вошла в подъезд.

Перед сном я несколько раз пыталась заставить себя войти на кухню и сказать маме, что завтра иду на собеседование. И каждый раз страх останавливал меня. Сердце сдавливало невидимой лапой, лоб моментально покрывался испариной и ноги тряслись, будто я совершаю что-то плохое. Соврать или сказать правду? Я выбрала первое. Пусть будут муки совести, но это куда легче истерик и подзатыльников.

– Чего колобродишь и не спишь? – недовольно спросила мама, когда я вошла на кухню и, подойдя к раковине, налила в стакан воды.

– Мам, мне завтра надо на работу съездить, – тихо ответила я и покраснела.

– Зачем? – тут же последовал ожидаемый вопрос.

– Инструктаж. Новое оборудование привезли и всех обязали инструктаж прослушать, – соврала я. – В одиннадцать надо там быть.

– Вот. Видишь? – довольно ответила мама. – Оборудование новое. Глядишь и зарплату поднимут.

– Ага. Мне деньги на проезд нужны, туда и обратно, – мама вздохнула, поджала губы и, охая, сходила в гостиную, откуда вернулась с кошельком. Затем старательно отсчитала мелочь, ни копейки больше, и сунула мне в руку. Хорошо, хоть не сказала на автобусе рано утром ехать. И на том спасибо.

– Спать иди. Нечего ночью шляться. Я тоже пойду. Давление в норму придет и пойду, – вздохнула она.

– Спокойной ночи, мам.

Мама не ответила. Она никогда не желала мне спокойной ночи, поэтому я не обиделась. Привыкла уже.

Встав утром, я так сильно волновалась, что даже не стала завтракать. Только чай выпила. Братья, поев, убежали в школу, а я полезла в шкаф, чтобы выбрать одежду. И удивленно замерла, открыв его. Затем вздохнула, закрыла дверцы и пошла на кухню, где сидела мама.

– Мам, а где моя блузка белая и юбка, в которых я экзамены сдавала? – спросила я. Мама наморщила лоб и кивнула.

– Так Таньке Леонтьевой отдала. Девчонка её в институт поступила, а там форма строгая. Белый верх и черный низ. А что?

– Хотела надеть сегодня, – ответила я и поджала губы, когда мама рассмеялась. Сухо и равнодушно.

– На кой? Кому там смотреть на тебя? Ханыгам всяким? Ты в ту юбку и не влезла б. Жопу-то отъела, – отмахнулась мама и я, вздохнув, вернулась в комнату. Откуда вышла через пятнадцать минут в старых джинсах и сером свитере с отвисшими рукавами, которые постоянно приходилось закатывать. Затем надела куртку, сунула мелочь на дорогу в карман и, воткнув в уши наушники, вышла из дому.

«…Я осушу бокал до дна и с легким