— Вам что-нибудь нужно? Зачем вы сами пришли, я бы всеподала!

— Ничего страшного, — улыбнулся Дронго, проходя к столу,рядом с которым стояло несколько стульев. — Садитесь, пожалуйста, мне нужно свами переговорить.

Мина-ханум, недоверчиво глядя на незнакомого гостя, села настул. Она была в темно-синем платье. Фартук она сняла и положила на спинкудругого стула.

— Извините, что я отвлекаю вас от работы, — начал Дронго, —но я хотел бы поговорить с вами о вчерашнем убийстве.

— Такое страшное несчастье, — вздохнула она, — кто могподумать! Парвиз был молодой и очень известный журналист. Такое несчастье длявсей семьи…

— Вы его хорошо знали?

— Не очень, они ведь не жили рядом с нами. Здесь жил егостарший брат Надир со своей семьей. Но я хорошо знаю их маму Арзу-ханум. Такаяпрекрасная женщина…

— Парвиз здесь часто появлялся?

— Не часто. Он иногда приезжал к своему старшему братуНадиру. Хотя очень редко. Раза два или три. Когда собирались гости, насприглашали помочь — меня и кухарку с соседней дачи.

— А почему ее не было вчера на даче?

— Она поехала в город к своему внуку. Эсмира-ханум отпустилаее заранее. На два дня.

— И вы остались одна на три дачи?

— Ничего страшного. На соседней даче, кроме хозяйки, никогоне было, а на третьей оставались мать и жена бедного Парвиза. Поэтому япомогала всем, кто меня просил.

— Вчера вы ходили на другие дачи?

Женщина нахмурилась. Она была богобоязненным человеком исчитала, что ложь не только унижает говорившего, но и является большим грехом.Поэтому она молчала. Дронго терпеливо ждал.

— Ходила, — сообщила наконец Мина-ханум. — Меня вчераполицейские тоже спрашивали. Я сказала, что ходила помогать готовить долму.

— Когда это было?

— Днем. В три часа или в половине четвертого.

Долмой называется национальное блюдо, состоящее из бараньегофарша, уложенного вместе с рисом в виноградные листья. По правилам кулинарногоискусства, каждая долма должна быть очень небольшого размера, примерно напол-листа, в который заворачивался фарш.

— Когда вы вернулись? — поинтересовался Дронго.

— Через час, — сообщила женщина, чуть нахмурившись. Онпочувствовал, что она почему-то нервничает.

— Вы знали про открытые калитки?

— Конечно, знала. Мы ведь столько ходили друг к другу! Доматак построили, чтобы их охранять по заборам. А внутри охранять не нужно, всежили как родные. — Сказав последние слова, она опустила глаза, словнораскаиваясь, что говорит неправду.

— Возвращаясь, вы никого не видели? — поинтересовалсяДронго.

— Никого, — сказала она с заметным усилием.

— А когда туда шли, тоже никого не встретили?

— Простите меня, — вздохнула кухарка, — я не хочу васобманывать. А правду говорить я вам тоже не хочу. Простите меня и не задавайтемне больше вопросов. Я и так вчера солгала в присутствии Анвера-муэллима, когдаполицейские меня спрашивали, кого я видела. Я сказала, что никого, и они меняотпустили.

— Вы разговаривали с ними в присутствии хозяина дома? —догадался он. Полицейские явно допустили ошибку.

— Да, — вздохнула она, — мне очень трудно говорить неправду.Я так привязана к этому дому, к его детям…

— Именно поэтому вам лучше говорить правду.

— Нет, — сказала она решительным голосом. — Я не станубольше ничего говорить. Пусть меня накажет Аллах, но я не буду вам ничегорассказывать. Я не хочу никого обманывать, а правду я вам все равно не скажу.

— Тогда обвинят Анвера-муэллима в убийстве своегодвоюродного брата, — спокойно произнес Дронго.

— Что вы такое говорите? — запричитала кухарка. — При чемтут несчастный Анвер-муэллим. Он такой хороший человек! Немного деньги любит,но для мужчины это не такой страшный грех. Зато семью содержит, жену и двоихмальчиков. И другому мальчику помогает от первой жены.

— Кроме него, на даче не было других мужчин, — пояснилДронго. — Охранники сидели в своей комнате и следили за подъезжающими машинами.Вчера Анвер-муэллим вернулся домой днем и был единственным мужчиной на дачах вмомент убийства.

— Нет, не единственным, — возразила Мина-ханум, — ещеводовоз приезжал. И водитель Рагима Самедова, его зовут Бахрам.

— Когда приезжал Бахрам?

— Днем. Вместе со своим хозяином. Они приехали и сразууехали. Я видела, как они уезжали.

— Анвер-муэллим был дома?

— Нет, он с ними приехал. Ой, — испугалась кухарка, — онпросил меня не говорить про это. Вы никому не рассказывайте.

— Не расскажу, — пообещал Дронго. — Кто еще мог быть наваших дачах?

— Больше никого, — твердо заявила она. — Здесь больше никогоне было.

— Парвиз вчера не ездил на работу, а остался на даче. Вы незнаете, почему он вдруг оказался на соседней даче, а не на той, где он жил сосвоей матерью?

— Не знаю, — снова помрачнела она, — ничего не знаю. Матьего очень хорошая женщина. И жена прекрасная. Только он вчера не захотел наработу ехать и остался дома.

— И никуда больше не выходил?

— Может, и выходил, — неожиданно сказала она. — Толькотеперь люди его судить не должны. Он уже поменял этот дом на другой мир, и мыне вправе говорить о нем ничего плохого.

— Теперь давайте начнем снова и по порядку. Я уже объяснилвам, что пострадает Анвер-муэллим, если вы мне не поможете. И потом, подумайтесами, Мина-ханум, разве я стал бы сюда приезжать так поздно вечером, если бы небыл другом вашей семьи? Я даже ваш дальний родственник. Можете пройти вгостиную и узнать у самого Анвера, правду я говорю или нет. У меня конкретнаязадача — помочь этой семье. Все, что вы мне скажете, останется у меня в памяти,и никто об этом не узнает.

— Вы действительно их родственник? — переспросила упрямаякухарка.

— Можете выйти и спросить, — предложил Дронго. — Если бы ябыл посторонним, я бы постеснялся так поздно приехать и беспокоить хозяев, накоторых свалилось такое большое горе. Подумайте сами. Мы говорим уже минутдвадцать, а они не заходят к нам на кухню. Значит, они сами разрешили мнепоговорить с вами.

Кухарка все еще колебалась.

— Решайтесь, — уговаривал ее Дронго, — я никому не расскажупро ваши слова. Но мне важно знать, что здесь случилось.