и внятно, с неожиданным для самой себя самообладанием, и Владимир Федорович сразу согласился с нею, что надо немедленно, не теряя ни минуты, ехать на Раздельную.

Они наскоро собрали кое-какую одежду, прихватив и валенки старика Шпергазе. Ада с узелком вышла первой. Владимир Федорович бросил прощальный взгляд на родные стены и запер квартиру, унося в дорожном мешке за плечами последние предметы и воспоминания из прошлой жизни. Вернется ли он сюда снова – бог весть. Домовые комитеты стали брать на учет пустующие квартиры, и после реквизиции в них вселялись новые жильцы. Так вышло с квартирой Бательта – Владимир Федорович обнаружил там семью рабочих, переселенную из подвала. Разумеется, вещей прежнего владельца ему никто не вернул.

Когда добрались до Крестовского острова, на море опустился вечер. Шпергазе расплатился с контрабандистом и запряг лошадь в сани.

– Вы не передумали, Ада Михайловна?

– Нет-нет, едем! Будь что будет…

Оттепель наступила некстати, кое-где на льду виднелись трещины. Но ни Ада, ни Владимир Федорович отчего-то не чувствовали опасности и гнали лошадку вперед, к финской границе. Немного не доехав до Сестрорецка, повернули на мыс Лисий Нос.

Оставив у пристани розвальни с вещами, три версты до Раздельной они проделали налегке по лесной дороге. Потом выбрались из саней, привязали лошадь к сосне у обочины и углубились в лес. При мысли о возможной встрече с чекистами решимости у Владимира Федоровича поубавилось.

– Не волнуйтесь, мы с ними давно разминулись, – неестественно звонко сказала Ада. – Они, должно быть, уже на пути в Петроград.

Глянув под ноги, она различила на снегу следы шин и отпечатки подошв. Сердце бешено заколотилось. Ада сделала еще несколько шагов и замерла – земля впереди показалась рыхлой, как будто ее недавно перекапывали.

– Святый Боже, помилуй нас, – неожиданно выдохнул Владимир Федорович, когда свежезасыпанная яма у их ног зашевелилась.

– Додо! – срывающимся голосом крикнула Ада.

Боже, только бы это был он. Только бы был еще жив.

Она упала на колени и принялась разгребать землю руками, освобождая тело мужчины, лежащего лицом вниз. Владимир Федорович, оправившись от шока, стал ей помогать. Вместе они перевернули несчастного.

– О нет, – ужаснулась Ада, разглядев знакомую эспаньолку. – Доктор Яковлев… Это мы его погубили – тем, что пришли к нему.

Пуля, вероятно, пробила легкое: врач задыхался и харкал кровью.

– Он не жилец, – прошептал Владимир Федорович.

В этот момент в нескольких шагах от них раздался глухой стон. Еще один раненый, погребенный заживо! Ада умоляюще взглянула на Владимира:

– Побудьте с доктором последние минуты. Возьмите его за руку, – попросила она и, оскальзываясь на сырой земле, перебралась туда, откуда донесся стон.

Раненый был едва присыпан землей. Ада осторожно расчистила лицо. Додо! Он открыл глаза. Очевидно, он ее не видел, но едва слышно выдохнул:

– Ада…

Она с удвоенной, неизвестно откуда взявшейся энергией начала разгребать землю вокруг него, и Владимир Федорович поспешил ей на помощь. Додо был в исподнем белье, под ключицей расплывалось темное пятно.

– Кажется, пуля прошла навылет, – пробормотал Шпергазе, приподнимая друга.

Они завернули его в плед.

– А доктор? – проронила Ада.

Владимир Федорович отрицательно качнул головой, встал и понес Додо на руках. По следам грузовика они довольно скоро вышли на дорогу и нашли оставленные сани. Брискина устроили на пассажирском сиденье, Ада села рядом, зажимая рану. Владимир Федорович взобрался на козлы.

У пристани, пока Ада привязывала розвальни, Владимир Федорович надел на Додо овчинный тулуп и отцовские валенки. Потом, когда девушка вернулась на свое место, укутал их обоих пледом и сказал:

– Держитесь крепче, Ада. Буду гнать во весь опор.

Она кивнула, прижимая к себе Додо. Он был без сознания.

Ада, за всю дорогу не сомкнувшая глаз, вероятно, провалилась в какое-то нервное забытье, потому что опомнилась, только когда лошадь встала перед воротами «Виллы Рено». Через минуту они уже были у флигеля. Придержав дверь для Владимира Федоровича, который снова взвалил на себя Додо, Ада бросилась вверх по лестнице – скорее затопить печь в комнате раненого. Его одежда была в земле. Владимир с помощью Ады раздел его и уложил на кровать. Ада впервые увидела возлюбленного обнаженным. Пока, краснея, она укрывала его одеялом, Владимир Федорович сказал:

– Я еду за доктором. Вы как? Держитесь?

– Да. Поспешите!

Ада вспомнила слова Николая Фетина о том, что допрос с пристрастием к Брискину не применяли. Однако кровоподтеки, которые она заметила на его теле, явно свидетельствовали о побоях.

За окном занимался рассвет. Ада нагрела воды и, преодолевая робость и смущение, промыла рану и обтерла грудь Додо. Потом смыла грязь с его лица, волос и шеи. Его дыхание было слабым, лоб горячим. Сколько он пролежал в яме, в промерзшей земле?

Ада коснулась губами его щеки.

– Даже не вздумай бросить меня после всего, слышишь? Не смей. Я тебя не отпускаю.

В коридоре раздались шаги, дверь распахнулась, и в комнату ворвался Владимир Федорович, а за ним заспанный доктор Стуккей. Владимир Генрихович Стуккей, ровесник Додо, жил со своей семьей на даче Буяльского на Лесной стороне. Ада видела его лишь раз, когда осенью заболела Таня. Ванда Федоровна тогда обмолвилась, что медицина была его второй специальностью. Доучиться он не успел – застрял в Финляндии, когда закрыли границу. Других врачей в округе не было.

Стуккей сухо раскланялся с барышней и приступил к осмотру раненого. Чтобы не мешать, Ада выскользнула в свою комнату, разожгла огонь, но, не находя себе места, вернулась в коридор и стала ходить взад и вперед, страшно нервничая. Наконец мужчины вышли от Додо. Ада вопросительно посмотрела на доктора.

– Я обработал и зашил рану, – сообщил он ей. – Однако возможен сепсис. Организм ослаблен из-за переохлаждения, началась лихорадка. Я приду вечером – проведать больного и сделать перевязку.

Владимир Федорович взял Аду за руку.

– Когда вы в последний раз ели?

– Не помню, – пробормотала она, пряча глаза.

– Я прихвачу вам что-нибудь с кухни и приведу Ванду. Она посидит с Додо, а вам надо хорошенько выспаться.

Ада молча кивнула. Через четверть часа хозяйка сменила ее у постели Брискина, а Владимир Федорович вложил в ее руку сверток с пирожками. Возвратившись к себе, Ада заставила себя съесть один, но не почувствовала вкуса. Внезапно спохватившись, она схватила свое пальто, нащупала колечко за подкладкой и аккуратно распорола ее.

Какое счастье, что кольцо не пропало!

Наскоро умывшись, Ада переоделась в чистую одежду и легла. Когда она вновь открыла глаза, за окном стоял солнечный день. Как же долго она спала! Она накинула шаль и поспешила к Додо. Но его постель была пуста,