а огонь в печи давно потух. Комната казалась нежилой – ни вещей, ни запахов.

Ада бросилась вниз, в гостиную и увидела там Веру Ивановну в ее любимой горжетке с мордочкой и лапками песца. Странно. Что она здесь делает?

– Вы не встретили Додо?

– Кого?

– Дениса Осиповича.

– Не представляю, о ком вы, милочка, – Вера Ивановна надменно повела плечами и прошла мимо нее.

Ада, как была, без пальто и шапки, выбежала во двор. У лестницы, спускающейся к каскаду, стоял высокий мужчина, показавшийся как будто знакомым. Когда она приблизилась, он обернулся.

– Папа?

– Здравствуй, Дашенька, – на губах Михаила Андреевича играла незнакомая ей печальная улыбка.

Ада отчего-то совсем не удивилась, только сказала чуть слышно:

– Ты умер.

Не подтверждая и не опровергая ее слов, он произнес:

– Я слышал, ты выходишь замуж.

– Ты… видел Додо?

– Я позвал его на партию в бридж.

Ада кивнула:

– Хорошо, идем. Я только скажу Ванде Федоровне, что ухожу.

– Нет, Дашенька, тебе с нами нельзя, – твердо сказал Михаил Андреевич.

Тогда она поняла. Солнечный свет сделался невыносимо ярким.

– Ты пришел за ним? Пожалуйста, не надо…

Отец молчал и только смотрел на нее, всё так же печально улыбаясь.

– Додо! – в отчаянии крикнула Ада и села на постели.

Она была в своей комнате, в печи потрескивали поленья, горела лампа, отбрасывая блики на темное оконное стекло. У ее кровати стояла Ванда Федоровна. Почему она здесь, а не с ним? Ада хотела спросить ее и не смогла. Хозяйка заговорила сама:

– У Дениса Осиповича сейчас доктор Стуккей. Брат рассказал, что вас забрали на Гороховую. Хотите, я попрошу Владимира Генриховича после осмотреть и вас?

– Нет, – быстро ответила Ада, сообразив, чего опасалась Ванда Федоровна. – Я в порядке, спасибо. Как Додо?

Ванда отвела взгляд.

– Очень плох.

Ада встала и начала одеваться. Ее руки мелко дрожали, так что застегнуть пуговицы на платье удалось только с третьего раза. Ванда Федоровна наблюдала за ней из-под полуопущенных век.

– Должна заметить, Ада Михайловна, что ваше поведение в последнее время…

– Да? – Ада резко выпрямилась.

– Ваши отношения с Денисом Осиповичем определенно вышли за рамки дружеских. Это неприлично. Вы компрометируете себя.

– Я его невеста.

Ванда Федоровна удивленно выгнула бровь. Пока она не пришла к заключению, что постоялица тронулась умом, Ада поспешила объяснить:

– Любовь Давидовна вернулась в Петроград. Мы виделись с нею. Оказалось, что она получила развод и снова вышла замуж. После этого Денис Осипович сделал мне предложение. Однако, – добавила Ада, заметив, как пристально смотрит на нее Ванда, – мы не совершили ничего предосудительного, если вы об этом подумали.

В дверь постучали, и на пороге возник Шпергазе.

– Доктор уходит.

Они перешли в соседнюю комнату. Владимир Генрихович Стуккей стоял возле умывальника и вытирал руки полотенцем.

– Лихорадка усилилась, – вздохнул он. – Я сделал всё, что мог. Остальное зависит от организма больного. Меняйте холодные компрессы и почаще его обтирайте. Ознобы будут сменяться жаром.

– Но он поправится? – спросил Владимир Федорович.

Стуккей снова вздохнул и взял с кресла саквояж.

– Я бы не торопился с прогнозом, однако смею предположить, что, если господин Брискин доживет до утра, шансы на выздоровление будут.

Ада, пошатнувшись, оперлась о комод. В висках стучало: если доживет до утра… Если доживет… Если доживет…

Владимир Федорович вышел проводить доктора.

– Я останусь с Денисом Осиповичем и буду выполнять все предписания, – сказала Ванда Федоровна.

– Нет, – решительно возразила Ада. – Я останусь.

Хозяйка всмотрелась в ее лицо, потом покачала головой:

– В болезни нет ничего романтического. Напротив, она отвратительна. Боюсь, ваши чувства к Денису Осиповичу могут не выдержать такого испытания.

– Видит Бог, как я благодарна вам за заботу, Ванда Федоровна. Но я не могу сейчас оставить его. Понимаете?

Ванда поняла по-своему:

– Конечно, это ваш долг, – сдалась она. – Хотя бы поешьте. Я приду утром. Если ночью вам понадобится помощь, будите Владимира в любой час.

Ванда Федоровна вышла, притворив дверь, а Ада робко приблизилась к кровати Додо и с трудом его узнала – черты его лица заострились, кожа приобрела землистый оттенок, на губах высыпали прозрачные пузырьки. Сменив компресс, Ада села рядом, закрыла глаза.

Господи, буди врач раба твоего Дионисия, воздвигни его от одра болезненнаго. Забери у меня, что хочешь, только не его. Только не его, пожалуйста!

Додо то дрожал в лихорадке, то покрывался испариной. В бреду он что-то бормотал, но к утру затих, и его сиделке сделалось совсем жутко. Вдруг он открыл глаза. Слегка повернув голову, он сфокусировал взгляд на Аде и хрипло произнес:

– Они вас не тронули?

Она замотала головой, прижала ладони ко рту и разрыдалась. И откуда только взялись слезы? Она не плакала ни в камере на Гороховой, ни в кабинете следователя, когда Николай сообщил ей, что Брискина расстреляют, ни возле ямы в лесу, уже считая его мертвым, ни после, пока он боролся за жизнь. Теперь же слезы текли по ее щекам, и она не могла их удержать… Неужели самое страшное позади?

– Отчего вы плачете? – просипел Додо. Он обвел взглядом комнату. – Почему я здесь? Я помню, как ждал выстрела… Было темно… Помню, как упал, ничего не чувствуя. Я умер?

– Нет, Додо, – Ада наклонилась к нему со стаканом воды. – Вот, выпейте. Вам надо много пить.

Он сделал несколько глотков и закрыл глаза.

– Отдыхайте, – прошептала Ада. – Но сначала поклянитесь, что не оставите меня.

Нагнувшись к его губам, она расслышала:

– Само собою, не оставлю. И что это вам в голову взбрело?

Додо обличает убийцу

Перед завтраком их навестил Владимир Федорович. Додо спал, Ада снова сменила компресс на его лбу.

– Я посижу тут, а вы идите поешьте, – настоял Владимир.

В столовой большого дома все уже были в сборе. Ванда Федоровна осведомилась о состоянии Брискина, Маруся попросила показать колечко с бриллиантом, которое поблескивало на безымянном пальце Ады.

– Это правда, что Додо сделал вам предложение? Мне казалось, вы проводите с ним время просто за неимением более подходящей компании. Так вы его любите?

– Что за неуместный вопрос, Маруся? – нахмурилась Ванда Федоровна. – Денис Осипович – достойный, честный человек и, как выяснилось, разведенный. Он уважает Аду Михайловну. Так отчего ж ей не выйти за него?

– Пока вы были в Петрограде, Лиза проболталась, что дядя осчастливил ее предложением руки и сердца, – радостно сообщила Маруся. – Обе свадьбы можно сыграть в один день! Как будет чудесно!

– Не спеши, стрекоза, пусть Денис Осипович сперва поправится, – сказал старик Шпергазе, пресекая дальнейшие разговоры о свадьбах.

Додо выздоравливал медленнее, чем хотелось Аде,