– Рум, ты же осознаешь, что теперь нахождение Савы в этой комнате становится невозможным? Одно дело прятать совенка и совсем другое – ребенка, – сказала Орсана, и я вздохнула.

Что ж, это необходимо обсудить с айном Улиандом.

Занятие! Как я могла о нем забыть? Теперь этот факт приносил больше радости, ведь я могла не только обсудить с айном Улиандом произошедшее, но и показать ему Саву. Быть может, мы найдем решение, как поселить здесь совенка, не привлекая лишнего внимания?

Айн Улианд обнаружился все в той же аудитории. На столе перед ним, как всегда, стояли две коробочки из «Шарм и Кот». В одной были пирожные с повидлом, которые так любил Сава, а во второй – со взбитыми сливками, к которым была неравнодушна я. Вежливо улыбнувшись, я поздоровалась и сделала книксен.

– Добрый вечер, Джером, – с озорной улыбкой откликнулся Айрэнд, и я едва не закатила глаза к потолку. – Как спалось?

– Неожиданный вопрос вечером, – растерянно ответила я и вспомнила ночного гостя моего сна. Ко мне вновь вернулось иррациональное чувство вины, а также подумалось, будто айн Улианд догадывается о моих сновидениях. – Спалось неплохо.

– Где же Сава?

– Он… видите ли, удивительное дело, он спит. А еще он человек. Маленький. Можно сказать, ребенок. С лисьими ушками, – рвано изложила я события, вызывая все больше удивления у айна Улианда.

– Обычно они оборачиваются какими-нибудь хищными животными, способными защитить хозяина, – поделился мужчина, – но, видимо, для этого есть причины. Он умеет разговаривать?

– Думаю, да, на вид ему лет шесть. Проверить его способности не удалось – повторюсь, он спит. Но к чему такой вопрос?

– Если он принял человеческую форму, это может говорить о многом – например, о твой психологической незащищенности. То есть в глубине души ты одинока, тебе нужен собеседник, поэтому он и принял человеческую форму, а не форму зверя, у которого не будет возможности изъясняться доступным тебе образом…

Айрэнд замолчал на середине предложения и внимательно посмотрел на меня, словно тут же пожалев о своих словах.

Чувствовали вы себя абсолютно обнаженными? Нет, не без одежды, а именно обнаженными душой? Я себя ощущала именно так. И чувство это не из самых приятных, когда твою душу увидел человек, который по сути не является тебе близким и родным. У меня из глаз готовы были сорваться слезы. Он был во всем прав.

Я одинока.

Приемные родители не смогли стать для меня по-настоящему родными. Приемная сестра, с которой я была так близка в детстве, убежала из дома, когда мне еще не исполнилось шестнадцати лет. А ей тогда было всего восемнадцать. Я старалась не вспоминать о том, как она меня бросила, навсегда запечатлев в памяти ее образ как заботливой и доброй сестры. Быть может, именно из-за нее я закрыла свое сердце, не открыв его даже для Орсаны и Лил. Они милые и веселые девушки, с которыми не страшно отважиться преступить устав академии, но все же они не стали мне теми, без кого я не представляла свою жизнь.

В мое сердце смог первым пробраться Сава, а потом…

Я взглянула на айна Улианда и отвернулась.

– Я не хотел, прости, – прошептал Айрэнд. – Иногда меня заносит в моих умозаключениях. Давай забудем этот разговор?

– Отчего же его забывать? Вы ведь правы, – отстраненно ответила и вышла из аудитории.

Шли мы с айном Улиандом в полном молчании, он позади меня на несколько шагов. Я опустила голову и думала о своем… О своем одиночестве. Мне грех жаловаться, в моей жизни все замечательно, а в своей закрытости виновата сама. Я сама закрылась от всех людей, не позволяя им стать для меня по-настоящему близкими.

– Румария, – остановил меня Айрэнд, взяв за руку, когда мы уже дошли до нужной двери. На нас оглянулись несколько студенток, выходивших из своих комнат. – Я искренне прошу прощения. Мне жаль, что я не подумал о тяжести своих слов ранее. Но просто знай, что ты всегда можешь на меня положиться. Ты не одинока.

Опасные слова. Очень опасные. Ведь мы стоим на совершенно разных социальных ступенях, чтобы я ответила ему согласием. Он не открывает мне свои чувства, он лишь просит довериться ему, но даже этого я не могу себе позволить.

– Спасибо, айн Улианд. Я ценю вашу помощь.

А у самой на сердце упал тяжкий груз. Простыми короткими фразами я отрезала все теплые воспоминания, соединявшие меня с этим человеком. Да, так правильно. Так необходимо.

Айн Улианд прищурился, будто поняв меня неправильно, после чего выпрямился и отстранился, словно принял мое отрешение. Где-то в глубине его действия отозвались глухой болью, но я постаралась натянуто улыбнуться и прошла в комнату.

Сава по-прежнему спал, положив ручки под щеку. Просыпаться он даже не думал. Айн Улианд, поздоровавшись с моими соседками, прошел вперед и подвинул стул к кровати. Затем он провел каким-то артефактом над Савой и констатировал, что с тем все в порядке и все жизненные процессы протекают хорошо, разве что магический резерв истощен из-за оборота. Сухо попрощавшись, Улианд ушел, а я осталась на своей кровати раздумывать над тем, какие чувства соединяют меня с этим мужчиной.

Ариарт Айрэнд Артари

Принц направлялся по коридорам дворца в кабинет его величества. Мысленно он прокручивал разговор с суженой и все пытался понять, как могло ее отношение к нему измениться так быстро? Неужели узнав о том, что она суженая его высочества Ариарта Астари, она перестала разыгрывать влюбленность в главу тайной канцелярии? Казалось, что этого не может быть! Ариарт был уверен, что Румария – искренняя и открытая девушка, не способная лгать и искать выгоду. Но неужели она такая же, как остальные искательницы богатства?

Принимать это не хотелось. Сегодня будет еще одна ночная эфемерная встреча, быть может, она что-то для принца прояснит?

Во дворце была усилена охрана. От метаморфов помогали специальные магические зеркала, вернее, их осколки, инкрустированные в стены. Сейчас принц был в истинном обличии, и в мельчайшем осколке отражался его высочество Ариарт, а гвардейцы расступились в стороны, пропуская его в кабинет отца.

– Что-то новое? – спросил король, стоило принцу переступить порог. – Поведай мне радостные новости, других я уже наслушался.

– У меня есть основания думать, что у вас, ваше величество, есть непризнанный бастард.

Король подскочил на ноги, с яростью глядя на наследника. Эта ярость была вызвана собственной ошибкой, о которой он хотел забыть, но никак не мог.

– Этого не может быть! – пытаясь убедить себя, сказал его величество. – Ты ошибаешься. Я проверял всех своих любовниц у лекарей!

– Так ли уж всех? – с усмешкой спросил принц. – Отец, я не собираюсь выдвигать вам обвинения. К тому же это было до матери.

Тяжело признавать свои ошибки. И чем ты становишься старше, тем сложнее это сделать. С каждым прожитым годом ты все отчетливее понимаешь груз ответственности, поэтому больше жалеешь о несделанных вещах. Вот и сейчас его величество сожалел. Он был виновен перед своим сыном за то, что именно ему придется оспаривать законную власть.