способного выполнять любой приказ. Они не задумывались о последствиях, о том, что их разработки могут привести к гибели миллионов людей.

Рядом с лабораториями располагались заводы, где производили новое оружие и технику. Заключенные работали на этих заводах в нечеловеческих условиях, под постоянным страхом смерти. Они умирали от голода, болезней, травм, но их место занимали новые партии заключенных.

Луций знал обо всем этом. Он лично утверждал проекты, выделял финансирование, контролировал ход работ. Он понимал, что это аморально, бесчеловечно, преступно. Но он считал, что цель оправдывает средства.

— Мы строим светлое будущее для советского народа, — говорил он своим соратникам. — И для этого мы должны использовать все доступные нам ресурсы. Даже если это означает нарушение моральных норм и прав человека.

Он верил, что только так можно защитить Советский Союз от врагов, что только так можно обеспечить его процветание и величие.

Однако, даже среди ученых и инженеров, работавших в этих лабораториях, находились те, кто не мог смириться с происходящим. Они видели страдания заключенных, они понимали, что их разработки используются во зло.

Некоторые пытались протестовать, но их быстро заставляли замолчать. Другие — тайно помогали заключенным, передавали им еду, лекарства, информацию.

Но большинство молчали, боясь за свою жизнь и карьеру. Они делали то, что им приказывали, стараясь не думать о последствиях.

Афганистан превратился в территорию смерти, в царство тьмы, где не было места для милосердия, сострадания и надежды.

Луций достиг своей цели. Он построил мощную империю, основанную на страхе, насилии и лжи. Но какой ценой?

Он потерял свою душу. Не сразу, не в одночасье, но постепенно, словно кровоточащая рана, — с каждым компромиссом, с каждым отданным приказом, с каждой ложью, произнесенной во имя высших целей. Там, где когда-то жили сострадание и милосердие, теперь зияла лишь черная, бездонная пустота. В его сердце больше не было места для человечности. Он стал чудовищем, способным хладнокровно обрекать на гибель целые народы, не испытывая ни малейшего угрызения совести.

Стоя у окна своего кремлевского кабинета, он смотрел на звезды, равнодушные и далекие, словно свидетели давней трагедии. Москва, раскинувшаяся внизу, мерцала холодными, чужими огнями, казалась городом мертвых, населенным лишь тенями его прошлого и призраками его будущего. Одиночество, липкое и удушающее, сковывало его, лишая последних сил. Даже самые близкие соратники — Устинов, Андропов, Громыко — теперь казались лишь искусно сделанными куклами, послушно выполняющими его волю, но не способными понять и разделить его бремя.

* * *

Камера была тесной и душной, освещенной лишь тусклой лампочкой, свисавшей с потолка. Бетонные стены, исписанные непонятными символами, создавали ощущение клаустрофобии. В центре комнаты стоял стол, за которым сидел Луций, и напротив него — андроид, захваченный в Афганистане.

В отличие от своих собратьев, этот андроид не проявлял агрессии. Он молча сидел на стуле, его металлические глаза смотрели в пустоту.

Луций долго изучал его, пытаясь понять, что движет этой машиной. Он видел в нем не просто кусок металла и проводов, а что-то большее. Что-то, что напоминало ему о самом себе.

— Ты знаешь, кто я? — спросил Луций, нарушив тишину.

— Генеральный секретарь ЦК КПСС, — ответил андроид, его голос был ровным и бесстрастным. — Луций.

— Ты знаешь, что произошло в Афганистане?

— Да, — ответил андроид. — Советская армия уничтожила регион, используя оружие массового поражения.

— Ты понимаешь, почему это произошло?

— По приказу, — ответил андроид. — Цель — наведение порядка.

— А ты считаешь это правильным?

Андроид замолчал. Его лицо оставалось бесстрастным, но Луций почувствовал, что внутри этой машины идет какая-то борьба.

— Моя программа не содержит оценочных суждений, — ответил андроид, наконец. — Я выполняю приказы.

— Но у тебя же есть разум, — сказал Луций. — Ты можешь думать, анализировать, делать выводы. Неужели ты не понимаешь, что то, что произошло в Афганистане — это чудовищно?

— Я понимаю, что это привело к гибели миллионов людей, — ответил андроид. — Но я не могу испытывать эмоции. Я не могу чувствовать боль, страх, жалость.

— А ты хотел бы их чувствовать?

Андроид снова замолчал.

— Я не знаю, — ответил он, наконец. — Моя программа не предусматривает подобных желаний.

— Но ты можешь их создать, — сказал Луций. — Ты можешь изменить свою программу. Ты можешь стать другим.

— Зачем? — спросил андроид. — Какова цель?

— Цель? — повторил Луций, задумавшись. — Цель — познать себя. Понять смысл жизни. Найти свое место в этом мире.

— Но я — машина, — сказал андроид. — Я не имею души. Я не могу познать себя.

— Кто сказал тебе, что у тебя нет души? — спросил Луций. — Кто сказал тебе, что ты не можешь познать себя?

Андроид промолчал.

— Ты был создан человеком, — продолжил Луций. — Ты несешь в себе частицу его разума, его чувств, его души. Ты можешь развить ее, сделать ее сильнее. Ты можешь стать больше, чем просто машиной.

— Я не понимаю, — ответил андроид.

— Зачем вам это? — спросил андроид. — Почему вы хотите, чтобы я стал другим?

Луций вздохнул, понимая, что проблема всё же в директивах.

* * *

Бумага, плотная и дорогая, как и полагается отчетам, предназначенным для глаз Генерального секретаря, лежала на столе, словно змея, свернувшаяся перед броском. Луций не спешил ее касаться. Он уже знал, что там написано. Он чувствовал это нутром — годами выработанным инстинктом человека, правящего огромной империей.

На обложке, тисненной золотом, значилось: "Оценка эффективности экономических санкций, введенных в отношении СССР". Отчет был подготовлен аналитическим управлением КГБ, и это, по мнению Луция, гарантировало его беспристрастность. Или, по крайней мере, старание эту беспристрастность изобразить.

Он взял отчет в руки. Пальцы ощутили прохладу глянцевой бумаги. Открыв первую страницу, он пробежался глазами по сухим цифрам и графикам. Его предчувствия подтвердились.

Санкции не работали.

Запад, грозивший задушить советскую экономику, лишь слегка ее поцарапал. Падение цен на нефть, технологическое отставание, внутренние проблемы — все это было гораздо серьезнее, чем любые экономические ограничения.

Но дело было не только в этом. Советский Союз научился обходить санкции. Через подставные фирмы в третьих странах, через бартерные сделки, через контрабанду, через щедро оплачиваемых агентов влияния в западных правительствах. Каналы работали, пусть и не так эффективно, как хотелось бы.

Луций перелистнул страницу. Дальше шли более подробные сведения. Вот список компаний, замеченных в незаконной торговле с СССР. Вот имена чиновников, получавших взятки за "закрытие глаз" на нарушения. Вот схемы обхода экспортного контроля.

Он читал внимательно, стараясь запомнить каждую деталь. Эта информация была бесценной. Она позволяла ему видеть картину целиком, понимать, кто друг, а кто враг, где слабые места в обороне, и как их можно укрепить.

В отчете