люди, приходившие в место исцеления, опускали плату для врачей. Змея одновременно являлась как бы кассиром клиники и собирателем даров, бросаемых в ее нору. Когда в эпоху правления Диоклетиана разразилась страшная чума, знаменитую змею из Асклепиона в Эпидавре доставили в Рим в качестве средства против эпидемии: она олицетворяла само божество.

258 Помимо целительства, змей также символизирует мудрость и пророчества. В знаменитом Кастальском ключе некогда жил питон. Бог Аполлон его победил, и с тех пор Дельфы сделались местом пребывания знаменитого оракула, а Аполлон оставался главным тамошним божеством, пока ему не пришлось поделиться половиной своего могущества с Дионисом, пришельцем с Востока. Под землей, где обитают духи мертвых, змеи и вода всегда вместе, о чем упоминает Аристофан в пьесе «Лягушки». В легендах змея нередко подменяет дракон; латинское слово draco обозначает именно дракона. Особенно наглядной параллелью к нашему сновидению можно посчитать христианскую легенду пятого столетия о святом Сильвестре[118]: в пещере под Тарпейской скалой в Риме обитал страшный дракон, в жертву которому приносили девственниц. Еще говорят, что этот дракон был не настоящим, что его искусно изготовили; когда некий монах, желая это доказать, спустился в пещеру, то увидел торчавший из пасти дракона меч, а вместо глаз у чудовища были самоцветные каменья.

259 В мистериальных пещерах, как в той же Кастальской, нередко били ключи и родники. Они играли очень важную роль в культе Митры, из которого произошли многие ритуальные элементы ранней церкви. Порфирий[119] рассказывает, что Зороастр, основатель персидской религии, посвятил Митре пещеру со множеством источников. Те, кто бывал в Германии и видел Заальбург под Франкфуртом, наверняка замечали источник неподалеку от пещеры Митры. Культ этого божества всегда подразумевал источники. В Провансе есть один чудесный Митреум[120] с большим бассейном, где плещется кристально чистая вода, а за ним высится скала с резным изображением сцены Mithras Tauroktonos – Митры, убивающего быка. Подобные святилища постоянно смущали ранних христиан. Те ненавидели все эти укромные и естественные местечки, ибо сами чурались природы. В Риме нашли митреум четырьмя метрами ниже пола церкви Сан-Клементе; он неплохо сохранился, хоть и был полностью заполнен, а вода, когда ее откачали, стала набираться вновь, поскольку где-то рядом находился источник (но его так и не отыскали). Известны и другие религиозные идеи Античности, например орфический культ, всегда связывавший подземный мир с водой.

260 Этот материал дает представление о том, что змей в пещере, полной воды, – образ, распространенный повсеместно и почитавшийся издревле. Как вы могли заметить, я брал примеры из античных времен, но можно было бы подобрать параллели из других культур, где выяснилось бы то же самое. Вода в недрах символизирует бессознательное. Там, как правило, сокрыто сокровище, охраняемое змеем или драконом; в нашем сновидении таким сокровищем является золотой кувшин с кинжалом. Чтобы завладеть сокровищем, надо победить дракона. Сокровище – нечто загадочное. Особый характер образа змея показывает, что змей и сокровище едины и неразделимы. Зачастую золотой змей сам оказывается сокровищем. Золото нужно всякому, и можно сказать, что змей воплощает собой сокровище, источник власти и могущества. В ранних греческих мифах, к примеру, в пещере обитал герой – скажем, Кекропс, основатель Афин, наполовину мужчина, а наполовину – женщина, гермафродит; нижняя часть тела у него змеевидная, то есть он – чудовище. То же верно и применительно к Эрехтею, другому мифологическому царю Афин[121].

261 Тем самым мы приближаемся к уяснению значения золотого кувшина и кинжала. Те, кто видел постановку вагнеровского «Парсифаля», знают, что кувшин (чаша) соответствует Граалю, а кинжал – копью; они едины, это мужское и женское начала, образующие единство противоположностей. Пещера, или подземный мир, представляет собой слой бессознательного, в котором нет разделения, даже различия на мужское и женское, хотя это первая дифференциация в обществе первобытных людей (так они проводят различение, да и люди культурные отчасти привержены этой привычке. Например, некоторые ключи имеют отверстие, а другие – сплошные; их нередко называют мужскими и женскими. В Италии выпуклую черепицу кладут сверху, а вогнутую – под нее; первая – это монах, а вторая – монахиня. Казалось бы, неприличная шутка итальянцев, но это выражение сути разделения целого).

262 Бессознательное, сводя вместе мужское и женское, делает все совершенно неразличимым, поэтому невозможно сказать, что мужское, а что женское; тот же Кекропс прибыл из такой мифической дали, что невозможно распознать в нем мужчину или женщину, человека или змея. В нашем сновидении дно подземной полости тоже характеризуется полным единством противоположностей. Это первичное единение элементов и одновременно величайшее достижение, ведь налицо соединение вечно противоположного. Конфликт угасает, все по-прежнему пребывает или вновь оказывается в первоначальном состоянии нерасчленимой гармонии. Сходную идею мы находим в древнекитайской философии. Идеальное состояние именуется дао, это полная гармония между небом и землей. На рисунке 13 (см. с. 144) представлен символ дао – белая часть с черным пятном и черная часть с белым пятном. Белая сторона – горячая, сухая, огненная, южная; черная – холодная, влажная, темная, северная. Состояние дао – это начало мира, в котором еще ничего не было, а также состояние, обретаемое через высшую мудрость. Идея единства двух противоположностей, принципов мужского и женского – образ архетипический. Однажды я сам наблюдал бытование первобытной архетипической формы. В армии – я служил в годы войны – меня отправили в горную артиллерию, и там солдатам приходилось выкапывать глубокие укрытия для тяжелых пушек. Почва была твердой, так что они непрестанно бранились, выворачивая огромные камни. Я как раз присел неподалеку и подслушал такой разговор. Один произнес: «Проклятье, за что нас только заставили ковыряться в этой треклятой долине, где когда-то жили духи и где отец с матерью до сих пор спят вместе». Вот наша мысль, выраженная крайне наивным образом. Негритянский миф гласит, что первые мужчина и женщина спали вместе в тыкве; они ничего не замечали до тех пор, пока не поняли, что разделились и что между ними лежит их сын. Человек – посередине, и с того мгновения мужчина и женщина разделены и познают друг друга. Первоначальное сознание абсолютного бессознательного выражается как состояние полного покоя, когда ничего не происходит.

Рис. 13. Дао

263 Когда сновидец доходит до этих символов, он вступает в область полного бессознательного, которое представляется величайшим сокровищем. Таков лейтмотив вагнеровского «Парцифаля»: копье нужно возвратить чаше Грааля, потому что они извечно вместе. Этот союз – символ целостного завершения, вечность до и после творения мира, потенциальное условие бытия. Вот,