Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фишера возмущало также и то, что по окончании партии многие участники немедленно приступали к совместному с противником анализу окончившейся партии прямо на сцене всего в нескольких шагах от него, а не в специальной комнате. Шум отвлекал его внимание. Он написал жалобу и передал ее главному арбитру:
Анализ противниками оконченной партии должен быть запрещен, чтобы не создавать помех играющим. По завершении партии Рефери обязан немедленно убрать фигуры со столика, дабы не допустить анализа. Организаторам предлагается подготовить специальную комнату для анализа «post-mortem». Комната должна быть звукоизолирована, чтобы шум не доносился до продолжающих игру.
Но реакции не последовало. Никто из других участников не присоединился к протесту, поскольку все они занимались тем, против чего протестовал Фишер.
Бобби быстро завоевал репутацию вечного жалобщика, «Вздорного американца» и большинству его поведение пришлось не по вкусу. Они считали, что в своих поражениях он просто ищет виноватого — будь то турнирный комитет, или другие участники.
Неизвестно, отличался или нет Фишер гиперчувствительностью, но он явно страдал из-за гиперслуха — острая чувствительность к шуму и даже удаленным звукам — и было заметно, что Таль, например, ловко действовал ему на нервы. Русский мог посмотреть на Бобби с близкого расстояния или издали, и начать смеяться, а однажды в общей комнате он указал на него и громко произнес: «Бобби, ку-ку!» Бобби едва не заплакал. «Почему Таль сказал мне “ку-ку?”» — спрашивал он, и в первый и, наверное, единственный раз за всё время Ларсен попытался его утешить: «Не обращай внимания». Он сказал Бобби, что тому следует искать возможности отреваншироваться… за доской. После этого местная газета опубликовала карикатуры на всех участников, и даже изготовила сувенирную открытку. Портрет Бобби получился особенно острым, с оттопыренными ушами и открытым ртом, что делало его похожим на… кукушку.
И, понятное дело, рядом с портретом Бобби присутствовала маленькая птичка, устроившаяся на шахматной доске. Понятно, кукушка.
Зрители, игроки и журналисты начали интересоваться у Бобби, как он может два школьных месяца — сентябрь и октябрь — проводить, играя в турнире. Наконец, правда раскрылась: он бросил «Эразмус-холл». Подпись под согласием на пропуск школьных занятий 16-летнего юноши стала ударом для Регины. Она надеялась, что ей удастся уговорить его вернуться в школу в будущем — по окончании турнира. Пытаясь убедить его изменить решение, помощник директора школы Грейс Кори написала ему в Югославию письмо, в котором спрашивала, что он думает о регентских экзаменах штата Нью-Йорк. У него неплохие оценки по испанскому (90 %), и по геометрии (97 %), что означает «удачный год».
Но какие бы оценки — хорошие или плохие — ни получал Бобби, имидж его уже сформировался. Что он бросил школу, а значит, у него нет образования, знали все, и русские стали считать Фишера nyeculturni и принялись его дразнить. «Что ты думаешь о Достоевском, Бобби?», — спрашивал один. «Ты — утилитарист?», — вопрошал другой. «Хотел бы ты встретить Гёте?» Они не знали, что Бобби много читал не только в средней школе, но и для собственного удовольствия. Ему нравился Джордж Оруэлл, и годами он имел под рукой «Скотный двор» и «1984». Впечатление произвел «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда. Любимой книгой был «Кандид» Вольтера, и он часто вспоминал комичные сцены из этого романа. Таль спросил Бобби, приходилось ли ему бывать в опере, и когда Бобби тут же напел арию из «Кармен» Бизе, русский на время умолк. Бобби посетил незадолго до поездки в Европу французскую оперу с матерью и сестрой в «Метрополитан-опера» в Нью-Йорке. У него имелась книга с рассказами о великих операх, и он заглядывал в нее время от времени.
Но, к несчастью — и это не имело отношения к вопросу об уровне его культуры — Бобби играл в турнире поначалу неудачно. Он сильно расстроился, проиграв две партии Талю, не упускавшему случая обидно уколоть молодого противника. Перед их третьей партией Бобби подошел к Александру Кобленцу, одному из тренеров Таля, и тихим, но максимально угрожающим тоном, произнес: «Если Таль не будет себя вести прилично, я выбью ему все передние зубы». Таль продолжил свои провокации, и Фишер потерпел третье поражение.
Возникла ситуация, в которой такой молодой шахматист, как Бобби, мог безвозвратно рухнуть в бездну поражений. Но он сумел взять себя в руки, и, несмотря на поражения, вернул оптимистическое настроение. Он нашел успокоение в абстрактном мире Льюиса Кэрролла, где всё навыворот. Он писал: «Я теперь в хорошем настроении, и у меня отличный аппетит. [Как] в “Алисе в стране чудес”. Помните? Красная королева кричала перед тем, как соринка попала ей в глаз. У меня хорошее настроение перед тем, как я выиграю все оставшиеся партии».
«Сходим в кино?» — предложил Дмитрие Белица однажды вечером накануне партии со Смысловым. Белица — югославский шахматный журналист, получивший на телевидении национальную известность в качестве футбольного комментатора. Он сдружился с Бобби в Портороже и, относясь с пониманием к его жалобам, полагал, что поход в кино поможет Бобби отвлечься. Так получилось, что в Белграде демонстрировался только один фильм на английском языке с названием «Жажда жизни» — красочный биографический фильм о полубезумном голландском художнике Винсенте ван Гоге.
Бобби принял приглашение и сразу после сцены, в которой ван Гог отрезает себе ухо после глупой ссоры с Полем Гогеном, Бобби повернулся к компаньону и прошептал: «Если завтра не выиграю у Смыслова, отрежу себе ухо». Фишер блестяще руководил черными фигурами на следующий день и выиграл первую партию у русского экс-чемпиона мира. Параллель линий жизни Фишера и ван Гога доходит только до этого момента, ухо Бобби осталось на месте.
Дальнейшее происходило по шаблону, причем не лучшему для Бобби: если он у кого-то выигрывал, то на следующий день обязательно проигрывал. Он победил Бенко, но затем проиграл Глигоричу. После победы над Фридриком Олафссоном, новое поражение от Таля. Бобби понял, что шансы на завоевание титула стремительно тают, но ему вовсе не хотелось заканчивать, как Терри Маллоу — герой Марлона Брандо в одном из самых любимых фильмов Бобби «На берегу» — «с билетом в один конец до Палукавилля».
Бобби проигрывал партии, которые мог свести вничью, и делал ничьи там, где мог выиграть. Он похудел на десять фунтов, и не из-за плохого аппетита. Гостиничный доктор прописал ему тоник, который никак не улучшил состояние «больного». Его дорожные деньги очень сильно уменьшились после потери семи чеков путешественника, и получить у матери новые оказалось непросто. Однажды он даже назвал ее «мерзкой» за то, что она отказалась восполнить недостающие средства. «Ты знаешь, что я очень экономно трачу деньги», — жаловался Бобби. Ларсен, по его мнению «угрюмый и неотзывчивый», продолжал сеять в нем сомнения, убеждая в том, что он может рассчитывать только на место в низу турнирной таблицы. Когда Ларсен повторил это публично, и слова его напечатала белградская газета «Борба», Бобби обуял гнев он чувствовал себя униженным. Ларсен был его секундантом, ему платили 700 долларов — эквивалент нынешних 5000, и Бобби ожидал, что тот будет его подбадривать, и уж во всяком случае, не станет исполнять на публике роль Кассандры.