После страниц с данными о врачах больницы начинаются бесчисленные досье медсестер и другого персонала. Я хмурюсь. Очень уж много людей покинули Риверсайд. И непохоже, что их уход связан с увольнением.

«Супруг требует возвращения жены домой», — написано в одном документе.

«По причине болезни», — сказано в другом, и у меня екает сердце.

Часто встречается слово «депрессия». Я знаю, что это заболевание, но не уверена, какого рода.

Я принимаюсь листать быстрее и вскоре дохожу до разделительного листа. На нем пометка «Без увольнения».

Я недоуменно смотрю на эти слова: неужели я нашла, что искала? Склонившись над папкой, начинаю изучать сведения. Дата заступления на должность этой медсестры — полгода назад. Дата окончания работы — прямо перед нашим с мамой приездом сюда. Ниже на странице есть более подробное описание последнего рабочего дня медсестры. Писал отчим — это его почерк.

«Комната в сестринском корпусе найдена пустой. Оставлены некоторые личные вещи. Отправим с паромом, если ее обнаружат».

У меня открывается рот. Это же одна из пропавших медсестер! Переворачиваю страницу и нахожу сведения о другой женщине, которая исчезла за несколько недель до первой.

«Соседка по комнате говорит, что она уехала на утреннем пароме», — опять рука доктора Блэкрика.

На следующей странице то же самое — сведения о третьей медсестре, пропавшей несколько месяцев назад. Ну всё, дело сделано, можно уходить. В конце концов, меня интересовали только эти три женщины. Но я машинально переворачиваю еще одну страницу.

«Ушла без заявления на увольнение», — написано в документе. Четвертая медсестра. Год назад.

Листаю дальше. Еще одна. Листаю. Еще одна.

Листаю, листаю, листаю, листаю. Пальцы проворно переворачивают страницы, глаза широко распахнуты. Записи всё продолжаются и продолжаются. Целый раздел о людях, пропавших на острове Норт-Бразер!

Но что-то не так. Кое-что не сходится.

Я прекращаю листать. Документы в этом разделе разложены по годам, страница, на которой я остановилась, датирована 1902 годом, а дальше еще целая стопка листов и пропавших, наверное, несколько десятков.

Меня снова отвлекает шум. На этот раз звук ни с чем не спутать — шаги. И теперь они доносятся с лестницы.

Я закрываю папку и завязываю тесьму. Быстро наваливаю остальные документы сверху и кладу всё на место, но тут стопка бумаг соскальзывает с папки, и листы разлетаются во все стороны по полу. Я лихорадочно собираю их. Слышится знакомый скрип ступеней — значит, тот, кто сюда идет, уже на полпути.

Я сгребаю рассыпавшиеся листы, сердце у меня бешено скачет, и, положив их поверх стопки, я заползаю под стол и замираю. Дышу прерывисто. Секунды тянутся мучительно медленно.

Шаги стихают перед дверью в кабинет. И тут раздается скрежет, как будто когти царапают дерево, и жуткий вопль:

— Мя-я-я-аааа-оооо-уууу!

Я резко выдыхаю, внутри нарастает раздражение.

— Царапка, зараза ты этакий! — Я выбираюсь из-под стола.

Вдруг входная дверь дома открывается.

Я зажимаю себе рот обеими ладонями.

— А ну прекрати! Нельзя, Царапка! Ты испортишь дверь! — слышится сердитый шепот доктор Блэкрика. Судя по звукам, он отгоняет кота от двери и произносит на немецком что-то похожее на ругательство. — Чего ты лезешь в кабинет?

Я слышу, как отчим берется за дверную ручку.

И вспоминаю, что забыла на столе подсвечник с горящей свечой.

Глава 20

Я подскакиваю, хватаю подсвечник за маленькую серебряную ручку и убираю под стол. Облизнув пальцы, гашу язычок пламени как раз в ту секунду, когда дверь в кабинет открывается.

Несколько жутких мгновений отчим стоит на пороге. Я не вижу его целиком, но ощущаю присутствие. Видимо, он решает, войти или нет. Волосы у меня на затылке встают дыбом. Я молюсь всем святым, которых знаю, чтобы он ушел.

— Кэтрин? — шепчет доктор Блэкрик.

Сердце у меня вот-вот остановится. Хотя… погодите-ка: он же зовет не меня. Очень странно. Спустя несколько секунд отчим вздыхает, тихо усмехается себе под нос и выходит в холл. Он запирает за собой дверь, и вскоре я слышу скрип ступеней под его ногами, а следом — старых паркетных досок, которые так шумно вздыхают, что я могу на слух проследить путь отчима до спальни.

Я сижу под столом довольно долго. Вылезать страшно, хоть я и уверена, что доктор Блэкрик ушел. Стискиваю в руке подсвечник и таращусь в темноту, пытаясь понять. Какая еще Кэтрин? Кого отчим ожидал тут увидеть?

Несмотря на то что мне хватило смелости провести так много времени в кабинете и порыться в документах, теперь я осталась без света и читать уже не получится. Так что я наконец поднимаюсь с пола и иду по комнате. Я жду чего-то страшного, но, как ни странно, без помех добираюсь до двери.

По наущению Беатрис я заметаю все следы моего пребывания в кабинете. Запираю дверь. Бегу в кухню и кладу связку ключей обратно в тот же карман фартука. Потом на цыпочках поднимаюсь по лестнице на второй этаж. И хоть я и стараюсь не наступать на самые скрипучие паркетные доски, звук будто отдается эхом по всему дому. Мимо хозяйской спальни прохожу в тревоге — вдруг доктор Блэкрик откроет дверь и выйдет в коридор, но этого не происходит. Вот и моя комната. Но, прежде чем войти, я замираю. От двери на чердак доносится знакомое поскребывание.

— Царапка? — шепотом зову я, и он отрывается от своего грязного дела: кот точит когти о паркет, который и так уже порядочно изодран. — Ах ты, гаденыш! Чуть меня не выдал!

Царапка подходит, ступая мягко и неслышно, и начинает мурлыкать, потираясь о мои ноги. Сперва я цепенею, но затем расслабляюсь. И когда захожу в комнату, меня не пугает, что кот идет следом. Возможно, мне даже понравится быть не одной.

— Но в моей постели ты спать не будешь, — предупреждаю я Царапку, закрыв дверь. — Ты наверняка блохастый. А когда ты пришел сюда? Я тебя не слышала.

И тут меня пробирает ледяная дрожь.

Я слышала, как доктор Блэкрик поднимался по лестнице. Но перед этим я слышала, как кто-то спускался. И это не мог быть кот. Раз я не слышала, как он поднялся за мной на второй этаж, значит, под его весом пол не скрипит.

Быть может, эта Кэтрин — кем бы она ни была — всё же находилась со мной в кабинете.

* * *

Утром я встаю рано, несмотря на сильную усталость, чтобы дописать письмо и успеть отдать его Фрэнку вместе с остальной почтой. Хочу, чтобы мое послание доставили