Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я пишу Беатрис, мне становится лучше. В процессе я представляю, как она отреагирует на ту или иную фразу или как ответит на вопрос. И мне приятно отвлечься таким образом от всего происходящего вокруг, особенно теперь, когда доктор Блэкрик начал опять допытываться, что мне снится в кошмарах. Он считает, мне нужно принимать лекарства, которые помогут наладить ночной сон. Еще он предложил маме запирать дверь в мою комнату после того, как я лягу в постель. Наверное, хуже не придумаешь — позволить убийце напоить меня снотворным и запереть в комнате. От одной лишь мысли во мне волной поднимается безудержная тревога.
Мама уверяет, что снотворное и запертая дверь — это меры предосторожности: они с отчимом боятся, что я во сне выбегу из комнаты и упаду с лестницы. Мне стоило огромного труда убедить ее отказаться от предложения доктора Блэкрика, но, чувствую, рано или поздно они добьются своего. Поэтому так важно дописать письмо и отправить его Беатрис.
К счастью, на следующий день снегопад заканчивается и небо проясняется. За утренним чаем фрейлейн Гретхен говорит мне, что завтра, скорее всего, возобновят судовое сообщение, а это значит, что я смогу отправить подруге мое длиннющее письмо. Разумеется, это также значит, что мне нужно выяснить еще несколько фактов об отчиме, да поскорее.
Я украдкой наблюдаю, как доктор Блэкрик откладывает вилку с ножом, вежливо извиняется и выходит из столовой. Надеюсь, мне удастся поговорить с мамой.
Однако, когда мы остаемся вдвоем, мама, откашлявшись, говорит:
— Алвин хочет кое-куда тебя свозить.
Я каменею.
— Я не могу, — быстро отвечаю я. — Сегодня я занята, много уроков.
— Это не обсуждается. Уроки подождут. — Мама хмурится. — Ты не поехала смотреть остров со мной, так что поедешь с отцом.
Я морщусь. Терпеть не могу, когда мама его так называет, но сейчас важнее избежать ссоры и перетянуть ее на мою сторону — тем более после такого опасного предложения.
— Зачем мне куда-то ехать? Я могу осмотреть весь остров из окна на верхнем этаже. И я уже гуляла одна вдоль берега, там больше нечего смотреть.
— Тебе надо на свежий воздух, Эсси, — говорит мама. — К тому же Алвин хочет с тобой поговорить.
Хуже не придумаешь.
— Пожалуйста. Прошу тебя, не заставляй меня ехать! Пожалуйста, мам! Умоляю!
Мама вздыхает.
— Эсси…
— Он убийца! Он убил тех медсестер! — выпаливаю я. — Он подозревает, что я обо всем узнала, и хочет устроить мне допрос! Мне грозит смертельная опасность!
— Господи боже, Эсси О’Нил! Это просто абсурд! Теперь он убийца? Да где ты этого нахваталась?
Если отвечу на этот вопрос, мне точно влетит, так что я просто молчу. Мама встает из-за стола и, опершись на него обеими ладонями и угрожающе подавшись вперед, сверлит меня гневным взглядом.
— Чтоб я больше ни слова не слышала об этих глупостях! Я не шучу. Ни единого слова! И даже не сомневайся: если ты сию же минуту не пойдешь собираться в поездку с Алвином, тебе точно будет грозить смертельная опасность!
Поскольку мой страх перед маминым гневом пересиливает страх перед отчимом, в считаные минуты я, одетая в пальто, уже стою на крыльце и щурюсь на ярком свету. Парадная лестница и дорожка мокрые от подтаявшего снега. Небо ясное и ярко-голубое. Слева слышится шум заведенного двигателя, и, повернувшись, я вижу доктора Блэкрика — обойдя автомобиль спереди, он открывает пассажирскую дверцу и, натянуто улыбнувшись, неловким взмахом трости приглашает меня сесть.
Отдавшись на волю судьбы, я пригибаю голову и залезаю внутрь.
Беатрис пересказывала мне во всех подробностях, как проходят допросы в детективных историях, поэтому я ожидаю одного из двух вариантов событий. Либо отчим сразу же примется забрасывать меня вопросами, чтобы застать врасплох, либо он, наоборот, заведет непринужденную светскую беседу, чтобы вселить в меня ложное ощущение безопасности. Так или иначе, в автомобиле я с ним наедине, и, если скажу что-то не то, моя жизнь будет в опасности. При мысли об этом у меня учащается сердцебиение.
— Славно, что погода наладилась, — говорит доктор Блэкрик, садясь в салон рядом со мной. Ему приходится кричать, чтобы голос было слышно сквозь рев двигателя. — Как твоя голова?
Что ж, стало быть, вторая тактика.
Я вздыхаю и осторожно дотрагиваюсь до повязки, которую мама сменила мне утром.
— Нормально, — отвечаю я, не желая показывать слабость. А на самом деле место удара ощутимо побаливает, пусть даже прошло всего два дня.
— Хм-м, хорошо, — произносит отчим и больше не произносит ни слова.
Спустя несколько минут молчанки и тряской езды под гудение и рокот двигателя мне приходит в голову, что, наверное, есть третья тактика ведения допроса, о которой я не догадалась. На всякий случай я держу ухо востро и краем глаза наблюдаю за отчимом.
Всё утро доктор Блэкрик возит меня по острову, показывает на здания и людей, время от времени немногословно поясняя, что это или кто это. Он держится вполне безобидно, а поскольку погода выдалась не по сезону солнечная и теплая, мне сложно постоянно быть начеку. Непохоже, что доктор Блэкрик совершит какое-нибудь злодеяние прямо средь бела дня. К тому времени как мы огибаем южную оконечность острова, меня отпускает напряжение. Даже скучно становится. Откинувшись на спинку пружинистого сиденья, я наблюдаю за проносящейся за окном Ист-Ривер. Однако, когда за поворотом показывается маяк, я вдруг понимаю, где мы, и резко выпрямляюсь. Вскоре впереди появляется дом Мэри.
Уж теперь-то отчим наверняка что-нибудь скажет. Теперь-то он точно воспользуется возможностью и обманным путем вынудит признаться, что я ослушалась его требования — что я виделась с Мэри. А поскольку, как писала Беатрис, доктор Блэкрик умен, то, скорее всего, он выпытает у меня всё, что я разузнала. А потом он может свернуть с дороги, заехать на какой-нибудь пустырь и попытаться убить меня, чтобы замести следы.
Я впиваюсь пальцами в край сиденья. Затаив дыханье,