— Ты, сволочь, только попробуй подсылать ко мне своихшестерок! Тебе до моего ребенка не добраться, можешь хоть в узелок завязаться.И на фотографии те мне плевать, я все расскажу в милиции — и про Валентину, ипро арабов — мне терять нечего!

— Отдай вещь, — настойчиво прохрипел голос.

— Если бы и была у меня эта вещь, то отдала бы ееВалентине, у нее взяла, ей и отдала бы. А кто вы такой, я понятия не имею, такчто разбирайтесь сами с Валентиной. Она тоже интересуется, кто же это хочет ейдорогу перебежать, и очень недовольна, — зачем-то добавила я.

— Хорошо, я разберусь, — покладисто согласилсяголос.

Я отправилась в ванную и там, раздеваясь перед зеркалом,заметила, как я в последнее время похудела — прямо кости торчат. Этак недолго ина нет сойти. Поэтому, пользуясь свободным временем, я приготовила себе плотныйзавтрак из яичницы с помидорами и еще выпила большую чашку кофе с молоком исъела бутерброд с сыром. Что бы ни случилось, надо беречь силы!

Мария Михайловна дала Кириллу адрес и телефон ГуставаАдольфовича, так звали ее знакомого коллекционера. Густав Адольфович жил, какни странно, не в огромной профессорской квартире на Фонтанке, а в типовой, хотяи большой, трехкомнатной в одном из спальных районов. Жили они вдвоем с женой ВеройИвановной достаточно замкнуто, новых людей не слишком привечали. Лет обоим былоза шестьдесят. Квартира коллекционера произвела на Кирилла несколько странноевпечатление. Все стены, включая коридор и прихожую, были завешаны картинами, отпотолка до пола, так что не было видно стен; но и картин тоже не было видно,поскольку каждая картина была завешана платком, шалью, какой-нибудь салфеткойили просто куском ткани.

— От солнечных лучей, — пояснил ГуставАдольфович. — Солнечные лучи портят картины.

Кирилл, конечно, промолчал, хотя от знакомого художникаслышал, что прямые солнечные лучи действительно вредны для живописи, но толькоименно прямые, которые в нашем северном климате вообще редко заглядывают вквартиры, в полной же темноте масляные краски желтеют. Но он коллекционер, емувиднее.

Помимо картин, квартира Густава Адольфовича была заполненаразного рода безделушками — эмалевыми табакерками, резными и мозаичнымишкатулками, фарфоровыми статуэтками.

На одном из столов громоздилась женская фигура из белогоматериала, похожая на мрамор, но более матовая, полулежащая, в натуральнуюприблизительно величину. Густав Адольфович с улыбкой дотошного экзаменатораспросил Кирилла:

— Как вы думаете, молодой человек, из какого материалаизготовлена эта статуя?

Кирилл не зря провел много лет в замечательной квартире наПетроградской у родителей своего друга Жени, видел там много интересных вещей ивстречался со многими людьми.

— По-моему, это бисквит, — достаточно уверенноответил он.

Коллекционер посмотрел на Кирилла с уважением:

— Вы правы, это действительно бисквит. Такого размерабисквитные статуи практически не встречаются. Бисквит — это белыйнеглазурованный фарфор, статуэтки из которого, имитирующие античный мрамор, восновном выпускали в Англии с присущим этой стране строгим и сдержанным вкусом,в противовес ярким расписным статуэткам из глазурованного фарфора,изготовляемых на заводах Германии.

Вспоминая беседы с Марией Михайловной, Кирилл сказал:

— Фарфоровые изделия такого размера — это огромнаяредкость. Такую статую обжечь в обычной муфельной печи практически невозможно!

— Насколько я знаю, — с любовной гордостьюсобственника ответил Густав Адольфович, — для изготовления этой статуибыла сделана специальная печь, которая после обжига разрушалась. Так сказать,одноразовая.

Эрудиция Кирилла произвела впечатление на хозяина квартиры,он разговаривал с молодым человеком с уважением и симпатией. Кирилл обмерилдверные и оконные проемы, выяснил у коллекционера все его пожелания итребования к сигнализации и собрался домой за инструментами, проводами идеталями.

— Как вы считаете, двери у нас достаточно надежны?

— Двери у вас вполне приличные. Вот замки, мне кажется,немного устарели… Стоило бы поставить настоящий «Цербер», а не польскуюподделку…

— А что, те, что сейчас, не очень надежны?

— Да опытный взломщик их гвоздем вскроет, честноговоря.

Заметив, что Густав Адольфович переменился в лице, Кириллулыбнулся:

— Это я, конечно, немного преувеличиваю, но поменятьзамки нужно.

— Делайте все как полагается, я оплачу.

Валентина лежала без сна и думала. Ей было очень страшно.Все, что с ней случилось, уже нельзя назвать неприятностями, это полнаякатастрофа. И выхода нет, во всяком случае, она, Валентина, не может его найти.Она вспомнила, как все началось несколько месяцев назад, как она влезла в этуавантюру. Это тогда она думала, что то, что она делает, — просто авантюра.Она, Валентина, если и рискует, то немногим — денег она никаких не вложила, асил и энергии ей не занимать. А оказалось, что это кошмарная история с трупами,и теперь жизнь самой Валентины висит на волоске. Валентине было скучно. Онабыла очень энергичной женщиной, и, как только перед ней вставала какая-топроблема, она тут же ее решала. Все дело в том, что нерешенных проблемстановилось все меньше и меньше. Квартиру она полностью переделала по своемувкусу, не считая комнату свекрови, тут она отступила, машину она уже меняла двараза, тряпки и свой внешний вид не в счет, эти проблемы быстрорешаемы, были быденьги. Денег Валентина зарабатывала достаточно для того, чтобы выглядетьхорошо, позволить себе дорогой и приличный отдых. Но что дальше? Посленескольких совместных поездок она зареклась отдыхать вместе с мужем. Не то,чтобы он не любил ездить в приличные места, а предпочитал рыбалку и грибы наКарельском перешейке, нет, за границей бывать он любил, но в Испании, например,он, вместо того чтобы, как все люди, нежиться на пляже, а вечером проводитьвремя в ресторане, взял напрокат машину и весь отпуск промотался по всейстране, смотря дворцы и церкви. Когда же Валентина взбунтовалась после двухтаких дней, говоря, что машина ей и дома надоела, он просто бросил ее и сталуезжать один. В Италии и Франции было еще хуже, потому что там он бродил поПарижу, Риму и Флоренции пешком, говорил, что ему жалко тратить время нарестораны и магазины, он хочет все посмотреть. После нескольких поездокВалентина вообще зареклась с ним ездить, стала отдыхать одна. Можно взять ссобой любовника или подругу, но зачем тогда муж? Они все меньше и меньшеобщались, вечерами он сидел у матери или со своими книгами и альбомами.

Валентина иногда смотрела на него и думала, зачем они вообщепоженились, раз такие разные люди, и знала, что он тоже задает себе тот жевопрос, и гораздо чаще. Что делать? Разводиться? А что это изменит? Уйдетскука? Вряд ли.