– Ага. Так вот, вдруг твой Рахманов решил, что ты длянего неподходящая пара?

– Вот уж новость, – усмехнулась я. – Решил ирешил, черт с ним. И баб у него всегда было, как грязи. Правда, выбор егослегка удивляет, он не боится перейти дружку дорогу?

– Вот у него и спроси при случае. Поговаривают, что облизкой свадьбе с Долгих теперь и речи нет.

– Что так?

– Они придерживаются разных идеологий, трахаться это немешает, а вот все остальное…

– А с Рахмановым они, выходит, соратники?

Ник хихикнул:

– Да уж, один другого стоит. Бог с ними, снебожителями. Нам бы документики найти. Долгих на днях устроил мне разнос, кстати,к тебе рекомендовал присмотреться. Сомнения у него есть, что твой Французничегошеньки тебе не сказал.

– Он-то сам откровенничает со своей подружкой?

Ник опять хихикнул:

– Это было бы забавно. Может, и брякнул что сдуру, незря же между ними черная кошка пробежала. Интеллигенты поболтать-то любят,правда, за Долгих я такого раньше не замечал. Определенно, последнее время онивидятся нечасто, она то и дело уезжает в Москву, в общем, роман близок кзакату, и нашего небожителя это очень печалит. Я вот что подумал: может, твойРахманов ее окучивает с целью вразумить, вернись, он все простит?

– Что такого она успела натворить?

– Говорю тебе, с этими идейными одна морока.Какая-нибудь болтливая сволочь шепнула, чем наш небожитель зарабатывает своимиллионы, тетка дала задний ход, потому как дура, и оба теперь страдают. Он отлюбви, она, должно быть, от глупости. Ум с сердцем не в ладу. Как только мамашагероини отбросит копыта, деточка улетит, и все: абзац роману. Наверное, оба ужеэто поняли. Если бы кто спросил мое мнение, я бы сказал: оно и к лучшему, дакто ж меня спрашивать-то будет?

Ник допил коньяк и весело посмотрел на меня.

– Ну, что? Осчастливишь папу?

– Перебьешься. Рахманов хотел приехать, – добавилая, видя, как зрачки его глаз сузились, сделав его похожим на кошку. Оченьопасную кошку.

– Не везет. А я-то думал, оторвемся, если уж ты самарешила мне позвонить. Ладно, пока. Ублажай своего Рахманова. – Онподнялся, бросил деньги на стол и, прихватив куртку, покинул кафе.

Мы встретились с ней недели через три, уже в конце зимы. Наэтот раз случайно. Я проезжала мимо торгового центра и увидела, как онаспускается по ступенькам. Остановила машину и пошла ей навстречу. Она то ли невидела меня, то ли не хотела замечать, но едва не прошла мимо.

– Елена Сергеевна, – окликнула я.

Она остановилась и ждала, когда я подойду ближе. Лицо ееосунулось, она выглядела измученной, даже больной.

– Здравствуйте, – сказала отрывисто и нахмурилась,как будто была недовольна, что встретила меня.

Я стояла, загораживая ей дорогу, пытаясь понять, зачемвообще вышла из машины, и вдруг сказала:

– Вы плохо выглядите.

– Я похоронила маму, – ответила она.

– Сочувствую.

– Спасибо. – Она пожала плечами и сделала шаг.

Я хотела проститься и уйти, но, странное дело, не могласдвинуться с места, стояла и смотрела на нее.

– Вы уедете? – спросила тихо.

– Да. Завтра.

– Это хорошо, – кивнула я.

– Для кого? – Теперь ее голос звучал вызывающерезко.

– Для вас в первую очередь. Вы неосторожны.

– Вот как? – Она улыбнулась в свойственной ейманере, уголками губ. – Вы были правы, Юля. В этом городе люди боятсясказать лишнее слово. Но материала на статью мне хватит. Надеюсь, после тогокак ее опубликуют, ситуация изменится. И я, и мой друг в этом уверены.

– Я бы не стала на это особенно рассчитывать. И скажитевашему честнейшему человеку, чтобы не очень суетился, иначе в скором времениокажется где-нибудь в Тмутаракани на весьма незавидной должности.

– Я думаю, он знает об этом.

– Надо же, – усмехнулась я, но тут же добавила: –Извините. Она молча кивнула и опять сделала шаг.

– Эта ваша статья… – торопливо сказала я. – Вырассчитываете…

– Я рассчитываю привлечь внимание к тому, что здесьпроисходит. К сожалению, у меня по-прежнему нет доказательств.

– Вы что, его в тюрьму посадить мечтаете? – хмуроспросила я.

– Вряд ли это получится. Хотя я согласна с теми, ктосчитает: преступник должен сидеть в тюрьме.

– Вы в самом деле этого хотите?

– Зачем вы задаете эти вопросы? – разозлилась она.

– Да или нет? – не отставала я, и вновь холодокпрошел по спине, и в то мгновение я уже поняла, что все решила.

– Да, – резко ответила она, и в этом коротком ирезком «да» не было и тени сомнения.

– Хорошо, – выдохнула я и почувствовалаоблегчение.

У меня теперь тоже не было сомнений, я ей верила. Иногдаочень трудно объяснить, почему и как вдруг приходит решение. Выиграем мы илипроиграем, уже неважно, главное было другое: я ей верила. И меня неостанавливала ни ее неосторожность, ни тем более возможные последствия.«Наверное, проиграем, – спокойно подумала я. Но попробовать стоит.Бутерброд падает маслом вниз. Закон Мерфи. Ну и хрен с ним, кто ж будет естьбутерброд с пола, как бы он там ни падал?»

– Проверьте сегодня свою почту, – сказала я ипошла к машине.

Она нахмурилась, вроде бы не понимая, я видела, что онапродолжает стоять, глядя мне вслед, и улыбнулась.

Я приехала к Виссариону в середине дня. Из-за отсутствияклиентов в это время он обычно сидел за стойкой и читал. Я подошла, приподнялакнигу и посмотрела на обложку: «Три товарища».

– Нравится? – спросила с улыбкой.

– На свете много такого, ради чего стоит жить, –замысловато ответил он, впрочем, я к этому давно привыкла.

– Мне больше по душе «Черный обелиск».

– Не ищи смысла в жизни, смысл в том, чтобы жить.

– Это ты сейчас к чему? – заинтересовалась я.

Он захлопнул книгу и посмотрел сердито:

– Чего притащилась в такую рань?

– Диск у тебя здесь? – улыбнулась я.