Виссарион снял очки, аккуратно убрал их в чехол и толькопосле этого посмотрел на меня:

– Нашла, кого искала?

– Ага.

Он подумал немного и кивнул:

– Я сейчас.

После чего минут на десять удалился в подсобку. Вернулся сдиском в бумажном конверте.

– Спасибо, – поблагодарила я, ожидая, что он мнескажет что-то вроде напутствия или умную фразу, вычитанную из книг, что-нибудьвроде девиза «Бороться, искать, найти и не сдаваться».

Но Виссарион делать этого не собирался. Протянул мне диск,открыл книгу и вновь в нее уставился. Так я и отправилась без напутствия. Я ужедошла до двери, когда он позвал:

– Юлька.

– Что? – повернулась я.

– Удачи.

В полумраке комнаты мы сидели возле включенного компьютера.Вчера я написала Елене письмо, всего несколько слов, ничего не значащих напервый взгляд. Я боялась, что ее электронную почту могут проверить. Но она всепоняла правильно, и в два часа ночи ждала меня в квартале от заведенияВиссариона, куда я, как обычно, пришла после одиннадцати. Она посигналила мнефарами, я села в машину рядом с ней, и мы поехали в ее квартиру, которую онасняла на чужое имя месяц назад, когда затеяла свое расследование. С тогомомента прошло больше двух часов, все это время она изучала документы, что былина диске. Она не задавала вопросов, неотрывно глядя на экран, потом принималасьделать записи в толстой кожаной книжке со съемным блоком, на коричневой обложкекоторой были ее инициалы Е. К.

– Мама подарила мне ее, когда я отправлялась в своюпервую командировку, – должно быть, заметив мой взгляд, сказала она иповернулась.

На лице ее сияла улыбка, которая в первое мгновение поразиламеня и даже шокировала. – Жуть берет, как подумаю, какой шум поднимается,когда выйдет статья. Она по-девчоночьи хихикнула в ладошку, а я с удивлениемпоняла, что она счастлива. И невольно вздохнула. Что ею движет? Охотничийазарт? Предвкушение близкой победы? Журналистов хлебом не корми, подай имсенсацию. Они живут ради подобных моментов, по крайней мере, в книгах, которыея читала, журналисты были такими. Наверное, и она тоже сейчас думает лишь отом, что у нее в руках бомба, которая вот-вот разорвется. Мне хотелось спросить:любит ли она Долгих, любила ли? Но я сдержалась. Это не мое дело. И все-таки,глядя на эту женщину, испытывала нечто сродни печали, потому что знала: я бы несмогла поступить так, как она. Я не размышляла над тем, хорошо это или плохо,не собиралась давать оценок, но все-таки мне было бы легче, скажи она, чтоникогда не любила его и их короткая связь не более чем увлечение. Но я помнила,как они смотрели друг на друга там, на приеме, и боялась услышать совсем другойответ. Оттого и не задала своего вопроса.

– Скажите, Юля. – Она потерла виски пальцами иопять посмотрела на меня. – Если вдруг придется… вы согласитесь датьинтервью?

Наша встреча началась с того, что я поставила условие: онанигде не будет упоминать моего имени и ни при каких обстоятельствах нерасскажет, откуда у нее эти документы, и вот спустя всего пару часов она вродебы забыла об этом.

Я покачала головой:

– Как только вы уедете в Москву, я постараюсь смытьсяотсюда.

– Поедемте со мной, – предложила она.

– Нет, – ответила я.

Она ждала от меня продолжения, но я молчала.

– Вы можете рассчитывать на мою помощь и помощь моихдрузей, – добавила она поспешно.

– Я могу рассчитывать на приличный срок, если делудадут ход, – улыбнулась я. – Поверьте, у меня нет ни малейшегожелания оказаться в тюрьме.

– Тогда почему вы мне помогаете? – задала онавопрос, который меня, признаться, удивил. Я-то думала, это она мне помогает.

– У меня с Долгих личные счеты. А у вас? – неудержалась я.

– Он перестал для меня существовать в тот момент, когдая узнала… – ответила она поспешно, а я удивилась: разве так может быть? Ноопять не стала спрашивать, только кивнула, будто соглашаясь. – Я сделалакопию, – сказала она, возвращая мне диск. – Мне надо закончитьстатью, – она вновь потерла виски. – Ложитесь спать. У вас усталыйвид.

Я перебралась на диван и спросила:

– Трех часов вам хватит?

Она ответила:

– Да.

Я закрыла глаза и мгновенно уснула. Сон был глубокий, безсновидений, я словно погрузилась в пустоту, в которой не было ни звуков, низапахов, ни ощущений, а потом меня как будто толкнули в спину, и я проснулась.На часы смотреть было необязательно, я и так знала, что прошло три часа. Елена,услышав, как я заворочалась, сказала:

– Еще полчаса, максимум час.

Я лежала и разглядывала потолок, сквозь задернутые шторыпросачивался серенький свет, я слышала, как шуршат клавиши под пальцами Елены,и опять закрыла глаза, но больше не спала. Наконец она встала и прошла к окну,потягиваясь и массируя шею, раздвинула шторы, и я увидела ее в потоке утреннегосвета, внезапно яркого. Она стояла лицом ко мне и улыбалась.

– Сколько вам лет? – спросила я.

– Намного больше, чем вам, – ответила она ипредложила: – Хотите, будем на «ты»? После этой ночи мне кажется, что мызнакомы давно. Впрочем, нет, это чувство появилось после того, как вы впервыемне написали.

– Мы же на «ты», – усмехнулась я. – Тызакончила?

– Да. Статья готова. Юля, я не спрашивала, как тебе вруки попали копии, но… ты уверена в их подлинности?

– Ты уже спрашивала. Сама можешь убедиться в этом. Уменя есть подлинники. Она смотрела на меня, будто сомневаясь, и я мотнулаголовой в сторону кресла.

– Вон там, в пакете.

Перед встречей с ней я взяла их у Виссариона. Она не пошлапроверять, молчала, а потом сказала:

– Спасибо. Спасибо, что ты… Хочешь, оставь их пока усебя. На всякий случай, – добавила она.

– Нет, я суеверная, никаких случаев. У тебя всеполучится.

– Статья выйдет уже завтра, я на это надеюсь, а ещесегодня документы будут у нужных нам людей, и тем, кто прикрывает этих типовздесь, придется туго. Мне пора ехать, времени в обрез. Если хочешь – оставайсяв квартире, ключ брось в почтовый ящик. Да, и еще. Если тебе понадобитсяпомощь, ты можешь обратиться к моему другу. Вот. – Она протянула мневизитку.