Престарелый ректор резво вскочил и началаплодировать, зал взорвался овацией. Я вжал голову в плечи: по сцене вышагивалаМими! Увы, судьба сыграла с нами злую шутку: мартышка одета как Алина Брин.Тело обезьянки обтягивает ярко-красное платье, на ногах белые ботфорты,довершает картину парик из завитых белокурых волос.

– Прикольно, – зачирикал ужезнакомый противный дискант, – ща Алина сама сюда прикандыбает и мало всемне покажется. Один в один картинка! Неудивительно, что старый пердун от счастьятащится!

Хотелось обернуться и увидеть человека,который комментировал концерт, но мне было не до него. Я начал панически искатьвыход из идиотского положения.

А ничего не знающие артисты тем временемисполняли предписанные им роли. Энди и Антонио крутили сальто, Мара встал вканоническую позу балетного премьера: правая нога чуть впереди левой, обе рукиприжаты к сердцу, голова картинно отклонена назад. Из правой кулисы вынеслась Жозефинаи играючи села на шпагат.

Мими уперла лапы в бока. Я зажмурился.Мартышка до отвращения напоминает госпожу Брин! Единственное отличие – длинныебелые перчатки, которые я, помня о неудачном пассаже про рисовые плантации,самолично натянул на лапы «Мэри».

– Эх, по Тверской-Ямской! –понеслось над залом. – Да с колокольчиком! То не лед трещит…

Я чуть не рухнул: это конец! Идиот Костя нажалпальцем не ту кнопку на пульте! Вместо заготовленного мной отрывка из оперы«Кармен» сейчас звучит русская народная песня. С какого боку она в истории прографа Композито? Это сокрушительный провал! Морелли закидают тухлыми яйцами.Правда, я надеюсь, что никто из почтенной публики не прихватил их с собой!

– Это ты организатор сего дерьма? –впилось мне в ухо хрипловатое меццо.

Я обернулся и вздрогнул. В сантиметре от моеголица покачивалась маленькая ручка с ярко-фиолетовыми острыми ногтями.

– Сейчас узнаешь, как меняпародировать, – продолжала Алина, – мало не покажется!

– Ма, – зазвенел тот самый дискант,который постоянно комментировал представление, – не тронь его! Прикольно!

Из темноты выступила девочка-подросток врваных джинсах и ярко-розовой майке с надписью «Putana» на груди.

Брин неожиданно опустила руку.

– Ты так считаешь?

– Ага, – кивнула дочка, – народплющит. Слышишь, жаба в экстазе! Во! Уши раздень!

Я невольно посмотрел на сцену. Мимивыплясывала, высоко вскидывая ноги. Потом обезьянка присела, легко подпрыгнула,сделала двойное сальто и продолжила танец. Жозефина изгибалась в разныестороны, Мара ходил на руках, Антонио и Энди работали с першем, а на заднемплане мерно переминался с лапы на лапу медведь Тихон. В общей суматохе проТоптыгина забыли, но он, истинный циркач, сам нашел дорогу на сцену!

– Все газеты о таком напишут, –уверенно заявила девочка, – шикарный пиар!

– Верно, – протянула Алина.

И тут музыка стихла.

– Милая, – заорал ГерасимИльич, – дорогая! Какой талант! Бас как у Шаляпина!

Не в силах сдержать эмоций, ректор снеожиданной для его возраста и статуса резвостью рванул по боковым ступенькамна сцену. Охрана, явно не ожидавшая от старца молодой прыти, не успеластреножить барина.

Я попытался отклеить от спины прилипшую к нейрубашку. Насчет Шаляпина Герасим Ильич абсолютно прав. Песня «Вдоль поПитерской» прозвучала в исполнении Федора Ивановича. Мими, как вы понимаете, необладает певческим даром, вот в карты она жульничает лихо и сальто крутитмастерски.

Герасим Ильич обнял Мими, наглая макака нерастерялась и обвила лапами в перчатках стан ректора.

– Какая у меня жена! – закричалдедуля.

Зал взвыл.

– Талантливая!

– А-а-а!

– Голос! Роскошный!

– И-и-и!!

– Акробатка!

– О-о-о!!!

Именинник тоже сорвался с места, но охранникиуспели его перехватить. А тем временем и на сцене, и в зале творилось нечтоневообразимое. Тут и там сверкали вспышки фотоаппаратов, откуда ни возьмисьвыехала камера.

– Дайте занавес, – нервнопотребовала Алина, – уберите свою артистку, я буду общаться с прессой. Эй,очнись и действуй! Сколько она хочет за молчание?

– Кто? – не понял я.

– Баба, которая меня изображала, –топнула ногой Брин, – ну?

Она вытащила из сумочки пачку купюр.

– Тыщу евриков и больше никопейки! – отрезала Алина. – Пусть она заткнется! Навсегда! Сейчас неона пела! Там была я!

Отпихнув меня в сторону, Брин дернула рычаг,пыльная драпировка сомкнулась. Энди, Мара, Мими, Антонио и Жозефина унеслись вправую кулису. Алина выбежала на сцену и вцепилась в Герасима Ильича, который,так ничего и не поняв, продолжал биться в восторге.

– Занавес, козел! – потребовалаБрин, я поднял рычаг.

Публика прыгала в проходе, репортеры поднималинад головой фотоаппараты. Я ощутил невероятную гордость. Ваня, тыСтаниславский, Петер Штайн и Нина Усатова в одном флаконе! Впрочем, можно смелодобавить к этой компании господ Виктюка, Житинкина и замечательного НиколаяСкорика, он любит мистические постановки! Момент самолюбования быстрозакончился, я вышел на авансцену и гаркнул:

– Несравненная Алина Брин в спектаклеколлектива «Морелли». У нас звезды только первой величины!

Поняв, что действо завершено, корреспондентыстали нервничать.

– Вы дадите нам интервью?

– Что за коллектив?

– Откуда вы взялись?

– Повернитесь левее, улыбнитесь накамеру!

– Общий снимок с артистами!

– Ваша солистка закончила консерваторию?

Я оглядел подпрыгивающих от возбужденияжурналистов и воскликнул:

– Через десять минут, толькопереоденемся!

– Господа, – вклинился Гарик, –просим в столовую, там фуршет!

Борзописцы развернулись и кинулись к дверям.Охрана влезла на сцену и унесла Герасима Ильича. «Шмурбурдурвич» в полномвосторге потирал руки и обнимал Гарика. Алина, исподтишка показав мне кулак,спустилась в зал.

Я вернулся за кулисы, увидел сидящую набрезенте Мими, сдернул с нее парик и сказал: