Я подавил вздох. Союз денег и молодости, пустьдаже и не первой свежести, редко бывает красив. Не знаю, сколь велик певческийталант госпожи Брин, но смотрится она великолепно. Правда, мне никогда ненравилась вульгарность. На Алине были ярко-красное мини-платье и белыесапоги-ботфорты на умопомрачительной шпильке. Тонкую талию подчеркивал широкийлаковый пояс, глубокое декольте открывало пышную грудь, белокурые локоны впродуманном беспорядке лежали на плечах, пухлые губы изгибались стрелой Амура,голубые глаза невинно моргали. На вид Алине было года двадцать три. Но я успелзаметить предательскую складку под подбородком и смело накинул еще десяток.Хотя, повторюсь, выглядит мадам Брин роскошно. И это явная победа ботокса ифитнеса над возрастом и разумом.

Охрана сунула Герасима Ильича в кресло, егожена, еще раз озарив присутствующих улыбкой, села рядом и стала перешептыватьсяс поджарым мужиком, нацепившим на себя некую помесь пиджака с курткой и галифе.

– Это мой гондон! – пояснил Гарик.

– Почему он так странно одет? –изумился я.

– Астролог, – пожал плечамипомощник, – спасибо, хоть в мантию не закутался, под великого звездочетане закосил!

Зрители начали аплодировать.

– Давай, Вова, – приказалГарик, – не подведи! Иначе всем плохо будет: меня выпрут, а Гореллипотухнут.

– Морелли, – машинально поправил я идернул рычаг, открывавший занавес.

До сих пор у меня не было опыта выступлений насцене. Участие во всяких детских утренниках и новогодних постановках не в счет.Но сейчас на моих плечах лежала ответственность за Морелли, поэтому ясконцентрировался, шагнул на авансцену и, не глядя в переполненный зал, завел:

– Добрый вечер, господа! Мы собралисьздесь по замечательному поводу! День рождения всеми любимого…

Словесный запас иссяк. Черт побери! Как зовутначальника Гарика? Он величает босса «гондон», но я же не могу повторить сэстрады сие слово! Надо выкручиваться!

– …глубокоуважаемого, нашего…

Я сделал эффектную паузу, потом развел руки встороны и выкрикнул:

– Давайте все вместе, хором, поздравимименинника! Ну, раз, два, три.

– Дорогой…

– Шмур-бур-дур-вич! – в единомпорыве заорали присутствующие.

– Еще разочек! – велел я, тщетнопытаясь разобрать имя начальника Гарика.

– Шмур-бур-дур-вич! – грянуло вответ.

Дядька в галифе медленно встал и началкланяться!

– Здравствуй, Дедушка Мороз!Здравствуйте, ребята! Ты подарки нам принес, педераст проклятый! –тоненько пропищал кто-то из-за кулис.

Я пропустил пошлую частушку мимо ушей, в концеконцов у любого успешного артиста всегда найдутся завистники, а я сейчас легкоуправляюсь с залом.

– Замечательно, прелестно, –зачастил я, – начинаем праздничный спектакль. Перед вами выступитколлектив Морелли, группа артистов – лауреатов международных конкурсов,обладателей золотых медалей, Гран-при и памятников.

Из кулисы донеслось тоненькое хихиканье. Насекунду мне стало не по себе. Памятники – это как-то слишком! С другой стороны,если сам себя не похвалишь, то никто другой этого не сделает! Иван Павлович, колиударишь в грязь лицом, вечером придется в компании с макакой заниматьсяшулерством! Вперед, мой друг!

– Лучшие сцены мира приглашаютМорелли, – заорал я, – но сегодня мы с вами!

– Охренеть! – пропищали из задника.

– Специально для именинника мы покажемуникальный спектакль, – я добавил децибел в голос, – а чтобы выхорошо поняли действие, я буду его комментировать. Пьеса написана вчетырнадцатом веке…

– Гомером, – громко подсказалисзади, – старик наплел ее для Краснознаменного ансамбля песни и пляски, ис тех пор ее регулярно поют в пеших походах!

Я отошел в сторону.

– Внимание! Действие первое! Катарина,юная дочь графа Композито, влюблена в красавца Луиджи. Увы, юноша не богат и незнатен. Отец хочет выдать Катарину замуж за старика-горбуна, обладателянесметного состояния. Луиджи ночью приходит на свидание. Катарина заперта вбашне, поэтому парень просит друзей ему помочь! Ночь! Сад графа Композито! Спятвсе, кроме юной пары.

Воцарилась тишина, потом послышался скрип,шорох, тихие ругательства и дискант пропищал:

– Фанеру заело!

По залу понесся кашель, и тут застучалабарабанная дробь. Я юркнул за кулисы, вытер пот со лба и уставился на братьевМорелли. Через пару минут дрожь в коленях прошла. Энди, Антонио и Мара работалислаженно и четко. Первый установил на голове длинный шест, второй ловковзобрался на его середину, третий залез до самого верха, сделал несколькоакробатических па и замер с вытянутой вперед рукой.

Луч прожектора переместился левее, выхватил изтемноты фигуру Жозефины, девочка-каучук открыла рот, и зазвучал женский голос.Я закрыл глаза. Чарующие звуки, великолепное пение, какой диапазон, мощь,страсть и одновременно тоска и нежность.

Зал ахнул, я потряс головой, поднял веки ииспытал восторг. Мара и Антонио выполняли акробатический этюд, Жозефина пела,зрители сидели в шоке. Еще бы! Подобного они никогда не видели!

– Слышь, Вова, – зашептал мне в ухоГарик, – твоя солистка просто чума! Ей надо на большую сцену! Талантище.

Я закивал. Еще бы, это великая Мария Каллас.Жозефине и про чижика-пыжика слабо исполнить, в правой кулисе стоит Костя,дрессировщик медведя, он и включил запись.

Последнее «ля» взметнулось к потолку.Прожектор «отпустил» Жозефину, Мара и Антонио быстро съехали по шесту и замерливозле Энди. Я вновь выскочил вперед и зачастил:

– Второе действие. В Луиджи еще влюбленаМэри, некрасивая дочь трактирщика. Мэри решает разрушить счастье Катарины.Ночь. Площадка перед беседкой.

Я бросился назад за кулисы, краем глаза увидев,что Алина Брин выходит из зала, наверное, звезде стало плохо при виде триумфадругой актрисы.

Мара сделал сальто, Антонио легко встал наруки, Энди на голову, и тут из правой кулисы вышла женская фигура. Зрителизахихикали.

– Алина! – вдруг громогласно заявилГерасим Ильич. – Моя дорогая участвует в постановке! Это сюрприз! Браво!